Перекресток

Вдох, выдох, вдох. Полной грудью. Закрываю глаза. Больно. Бывает, так болит голова, что кажется, будто беспокойная буря кружит на волнах. То качает, то топит. Впечатывает. Обычная работа легких дается с трудом. То же ощущение и сейчас, но, конечно, головная боль тут совсем не причем. Открываю глаза. Снова закрываю. Уже не плачу.

Не знаю, как читать вас, Юрий Григорьевич. Вторая книга навзрыд. Только и не читать вас уже не смогу. Над моей головой бескрайнее голубое небо. Каждое утро за чашкой кофе я вижу, как серебряной птицей самолет теряется в облаках, а над темной гладью воды парят чайки. После второпях собираюсь. Выхватываю любимое платье из шкафа, цепляюсь глазом за корешки книг на высоких полках, целую того, кого не могу не поцеловать, и выскакиваю навстречу новому дню. У меня есть настоящее, у меня есть прошлое. Буду верить, что есть и будущее. У меня и миллионов других людей. Я верю в это ровно так же, как Танюша Николаева, как Люся Земцева, как Сережа Дежнёв верили в тридцать шестом - в самом начале своего знакомства, в тридцать девятом - будучи уже девятиклассниками, и даже двадцать первого июня сорок первого. У меня есть бескрайнее небо, а что досталось им?.. У нас столько общего, только время не то, не мое, но по-своему прекрасное. Время идейное, время больших перспектив, время бесконечной веры в светлое будущее. Как и у героев «Перекрестка» за моими плечами школьные годы чудесные, верные друзья и первая любовь, экзамены и собрания совета старшеклассников, планы на будущее… Но были еще и годы студенчества, выбор профессии, замужество. Нынешний день. У ребят же вслед за выпускным балом была проведена черта – жизнь поделилась на до и после. А что за ней? Как сложится жизнь открытой и бесконечно доброй Тани, начитанной и рассудительной Люси, мужественного и такого любимого Сережи? Что будет с ними и с другими мальчишками и девчонками, вчерашними школьниками, которые любили и мечтали о том же, о чем и я когда-то? О том, о чем мечтает и мечтал едва ли не каждый. Учителя и ученые, авиастроители и электротехники, рационалисты и романтики, сыновья и дочери, мамы и папы… Что ждет их там, за Перекрестком? Юрий Григорьевич тихо закрывает за ними дверь… А будет война, четыре поистине страшных года. Как читать его и не принимать близко к сердцу? Ведь все они, юные герои его книг, с первых строк становятся родными, и ты то и дело ловишь себя на мысли, что ты просто не способен оставаться безразличным к их трудностям, к их тревогам, к их судьбам. Наверно, существует читательский болевой порог, преодолев который ты уже не можешь быть просто наблюдателем. Ты стоишь рядом с героем. Плечом к плечу. Прошлым летом я бежала вслед за Никой Ратмановой – Никион – стучала кулачком в окно скорого поезда… А вчера ночью белой звездочкой мелькала вдоль путей, провожала в красное зарево Сережу… И вот почему, почему я первым прочитала «Киммерийское лето»? И вот почему я так хорошо помню его и сейчас?..

Вдох, выдох, вдох. Не забыть. Не вернуть. Как прекрасный минувший день. Лица, судьбы, любовь.

«Ты знаешь, о чем я сейчас думала, Люся? — Нет, не знаю. — Я сейчас смотрю на эту улицу, и она какая-то совсем не такая, как была раньше. Или я не такая, не знаю. У меня впечатление, что все сейчас меняется, что нет ничего-ничего определенного… У тебя нет такого чувства? — Не знаю, Танюша… пожалуй, нет. — А у меня есть. Понимаешь — всё… как будто все чего-то ждут. Я заметила еще в Сочи… так, из всяких разговоров. Как будто что-то должно случиться… А может быть, это просто потому, что я сама жду? Ты понимаешь, Люся, это как если бы ты шла до сих пор по ровной улице… по такой знакомой, где ты знаешь каждую витрину, каждый дом… а теперь у тебя впереди перекресток — и ты совершенно не знаешь, что за ним будет, куда ты повернешь, что окажется на твоем новом пути… это какое-то очень странное чувство, правда. — Ну… — Людмила пожала плечами. — Всегда, каждый день случается что-то новое… — Да нет же, я говорю совсем про другое! Что-то совершенно новое, понимаешь? Такое, чего до сих пор не было…» (с.)