Мои единственные сапоги дожили до
весны, что не может не радовать. Удивительно, как быстро портится
дешевая обувь – тускнеет, покрывается трещинками. Когда я их
покупала, они даже могли считаться модными – разумеется, на уровне
моей гордой и вечно голодной субкультуры No Money. Но для меня этот
критерий не главный. Недаром я тогда битый час выбирала себе эту
пару в магазине, где нет даже скамеек для примерки. Прыгая по
холодному полу в носках, перебирала коробки, чтобы найти свой
размер – как назло, самый ходовой. Изучала каждый шов, зато выбрала
крепкие, проходила в них две осени, две зимы и уже почти две весны.
Уже скоро станет тепло, и я смогу надеть кеды. А к следующему
сезону точно разбогатею и куплю себе новую пару сапог. Как я это
сделаю, пока не знаю. Может, возьму еще переводов. А может, наконец
займусь репетиторством – все-таки уже третий курс, наверно, кто-то
согласится поучиться и у меня. Еще куплю новые джинсы. И шарф,
пушистый и длинный изумрудный шарф. И такие же перчатки.
Черт!
ЧЕРТ!
Из внезапно распахнувшейся двери
модного кафе вылетает какой-то парень и врезается в меня со всей
дури. Куда он только смотрит? Я, естественно, наступаю обеими
ногами в ледяную грязную лужу, и мои пожившие сапоги мгновенно
промокают насквозь. Я чуть не рыдаю от обиды, а этот шкаф меня,
кажется, даже не заметил! Продолжает бубнить в телефон:
- Да, Петь, не ори, я уже лечу!
Загорелая рука прижимает к уху
дорогущий айфон, стрижка выглядит так, будто до того, как вылететь
из кафе, этот дикарь в дорогом шмотье провел пару часов в
парикмахерской. В рабочее время, между прочим! Интересно, где это
он умудрился загореть в марте? Как же я ненавижу мажоров! Они
искренне считают себя выше всех остальных только потому, что у них
полно бабла. Всех, кто родился не в столице, не имеет богатых
родителей и связей, не занимается торговлей, финансовыми
спекуляциями или чем-то подобным, они просто не замечают. Ну, когда
не эксплуатируют, конечно…
Смотри-ка, он обернулся! Я даже на
секунду подумала, что хочет извиниться – но нет, конечно, это ниже
его достоинства. Он просто откликается на призыв холеной блондинки,
которая вылетела из кафе вслед за ним:
- Ваааа-сяяяя! - кричит она и делает
огромные глаза. Он что, смылся, не заплатив? Блондинка не
загорелая, но судя по ее виду, она провела в салоне красоты даже не
пару часов, а пару суток. Очень красивая и очень гламурная девушка.
А этот грубиян ей даже не ответил. Только зыркнул хищными глазами и
повернулся к своей тачиле – естественно, дорогой и блестящей даже в
эту мартовскую грязищу. Интересно, как он собирается открывать
машину, если в одной руке у него стакан из кафе, а в другой –
телефон, в котором таинственный Петя, я надеюсь, кроет его
последними словами? Молодец, невидимый Петя!
- Вот урод, - бормочет блондинка.
Полностью с ней согласна.
Девушка, тряхнув длиннющими
волосами, возвращается в кафе. Урод уезжает в своей тачке в свою
неведомую мажорную даль, а я стою у стены рядом с лужей и стараюсь
не зареветь. Рука ноет от столкновения с богатеньким хамом – мышцы
у него, похоже, из железа. Желудок сводит от голода, потому что с
утра в нем побывали только булка с кофе и капустный суп из
столовки, который я беру с таким гордым видом, как будто я на самом
деле убежденный веган. Впереди – забитый переводами вечер, а завтра
– все по новой: пары, библиотека, переводы и так без конца. Мне
всего двадцать, но, если честно, я уже ужасно устала от того, как я
живу. Утешает только, что я ставлю высокие цели и рано или поздно
их добьюсь. Если, конечно, не сдохну от простуды из-за промокшей
обуви.
Переждав приступ острой жалости к
себе, я отделяюсь от стены и иду по улице по направлению к общаге.
Автобус довез бы меня за пять минут, но я традиционно предпочитаю
пешие прогулки, полезные для кошелька и для фигуры.
