Как тебя полюбить, моя жизнь?
…Даже самая незначительная вещь на земле многое способна изменить.
Что уж говорить о человеке, что желает вокруг себя перемен?
Конец декабря месяца, а сегодня впервые запахло зимой. Воздух вдруг стал тяжелее, а все запахи слились воедино во что-то острое, враждебное, режущее нос. Сыро, серо и тревожно. Почему-то зимой мне всегда делается тревожно.
И все-таки я люблю зиму. У холодов своя атмосфера – одинокая и спокойная. На улицах меньше людей. Тише. Время становится тягучим и болезненным. Вдруг находится тысяча причин никуда не пойти, а просто побыть дома, читая книгу. А еще зимой всегда чего-то хочется. Хочется согреться, хочется весны, хочется фруктов или просто уехать. Уехать от зимы. Я по-своему люблю зиму.
Вопреки всему, этот город я тоже люблю. Прежде всего потому, что он совсем не такой, каким мне бы хотелось его видеть, каким он, на самом деле, должен быть. Я давно уже не получаю от него удовольствия. Он постепенно превращается во что-то эклектичное и стеклянное, напрочь лишенное индивидуальности и красоты. Меня почти все тут раздражает, и почти все хочется изменить. Пожалуй, именно по этой причине я и люблю Киев – за то, что в нем для меня все не так.
Сегодня с самого утра меня преследовало навязчивое желание прогуляться по центру. Эта затея казалась мне очень даже хорошей – сменить картинку и немного поностальгировать, как я полагал, будет весьма полезно. Но сейчас бродить по кишащему людьми городу мне не хочется – еще слишком рано, и центр переполнен бегущими куда-то людьми, своим неистовым мельтешением погубившими мое робкое желание совершить небольшой променад.
Когда-то я довольно часто выбирался на прогулки по немногочисленным островкам старой застройки, хаотично разбросанным по центру города. Эти клочки – последние места, где сохранилась особая киевская атмосфера и хранители этой атмосферы – увядающие дедушки-шахматисты в бледно-коричневых беретиках, круглый год не расстающиеся со своей затертой до дыр игровой доской, и их древние женушки с крашеными марганцовкой волосами, в поисках морозной свежести по-прежнему вывешивающие свое потрепанное нижнее белье на балконе, а истлевшие пододеяльники – во дворике.
Чаще всего подобные рейды происходили ночью или рано утром, на рассвете, когда на всю улочку только и был слышен звук пучка веток, которым не успевший протрезветь дворник скреб городской асфальт. Звук метлы всегда ассоциировался у меня с чем-то хорошим, поскольку домовые работники предпочитают выполнять свою работу тогда, когда этого никто не видит, чтобы остаток дня закладывать за воротник, укрывшись в сыром подвальчике от посторонних глаз. В моменты, когда мягкое монотонное «пшииик-пшииик» было едва ли не единственным на всю улицу звуком, я наслаждался этим городом. Жаль, но теперь желание гулять по ночному Киеву у меня возникает крайне редко. Все, чего мне в последнее время хочется – это забиться в самый дальний угол, ни о чем не думать и тем более никуда не выходить.
Порой мне кажется, что я медленно схожу с ума, постепенно погружаясь в пучину безумия. Не агрессивного безумия, а вроде как созерцательного, чертовски безумного безумия. Я замыкаюсь в себе, планомерно ухожу от действительности. С каждым днем мне все тяжелее и тяжелее отличать реальность от вымысла. Сил моих больше нет. Я так больше не могу. И не хочу.
Мне безумно тяжело. Полтора года, полтора проклятых года – и все без толку. Жизнь теряет свои краски. Мелочи, всегда приносившие мимолетное удовлетворение или хотя бы улыбку, больше не вызывают почти никаких эмоций. Мир стал похож на гротескные зарисовки дерьмового художника: страдание, непонимание, безысходность и боль. Я боюсь закончить то, что начал, то, что давно уже должен был закончить, и мне страшно, невообразимо страшно даже от одной мысли о том, что будет дальше. Пока я не закончил – жизни нет, есть только надежда на жизнь. Когда я закончу – не станет ни надежды, ни жизни.
