Слава богу, завтра выходной. Два последних дня Ирина провела словно в тумане, не в состоянии сосредоточиться даже на музейной рутине. Не говоря уже о более серьезных, требующих вдумчивой головы делах. Мысли неизменно возвращались к Юрию. Столь внезапно ворвавшемуся в ее жизнь и столь же стремительно из нее исчезнувшему.
Лишь теперь, запоздало, на расстоянии, Ирина осознала подлинную ценность их мимолетной встречи. А осознав – ощутила себя настоящей богачкой. Нет, она не питала заоблачных иллюзий по поводу возвращения Юры. Но, странное дело, все равно была ему благодарна: за душевный вечер, за волшебную ночь, за утреннее пробуждение вдвоем. За подаренную возможность наслаждаться самой мыслью о том, что наконец появился на свете человек, которого любишь. Как это сладостно – знать, что отныне такой человек существует не в одних твоих заневестившихся мечтах, но и во плоти. И тебе было с ним хорошо. И ему, хочется верить, тоже. Мечты – штука эфемерная. Зато вполне осязаема надежда, что укрепляет душу и придает сил для ожидания новой встречи. А если ей все-таки не суждено состояться, что ж… Она поймет, примет и это. Ах, если бы только…
Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Сегодня утром, проснувшись, Ирина долго лежала в кровати, все еще пахнущей ИМ, и размышляла о том, что, если случившаяся близость обернется зачатием, она не станет ни секунды раздумывать и оставит ребенка. Более того, она уже желала его.
В половине шестого, сдав помещения уборщице тете Глаше, Ирина вышла из музея и направилась в сторону кинотеатра. Не то чтобы ей так уж хотелось посмотреть какой-нибудь новый фильм – тошно было возвращаться домой. В пустую квартирку, где тебя никто, кроме дежурных хлопот, не ждет. Так что пусть готовка и постирушка поскучают до завтра, а сегодня Ирине захотелось немного отвлечься, развеяться.
Давали картину «Сорок девять». Название – ни о чем, но на рукописной афише красовалось море. Правда, в столь топорном и аляповатом исполнении, что Ирина даже поморщилась. А еще некстати вспомнила висящий в спаленке Ольгин пейзаж. «Если бы не рисунок, в тот день Юра мог бы остаться со мной», – кольнуло ревнивое. Гоня крамольные мысли, она прошла в кассу и купила билет на ближайший сеанс.
Фильм оказался про легендарную четверку – Зиганшин, Поплавский, Крючковский и Федотов. Про то, как 49 дней четверо молодых советских солдат дрейфовали на барже, унесенной штормом в Тихий океан. [1] Оставшись практически без воды и пищи, все это время ребята мужественно боролись за жизнь: когда закончилась картошка, сварили ремешки от часов и от гармони, потом в пищу пошли сапоги… Два года назад эта история прогремела на весь мир, а у себя в стране парни долго, пока в космос не отправился Гагарин, ходили в национальных героях. Ирина помнила, как уже на следующий день после выхода в «Известиях» очерка «Сильнее смерти» страница со статьей была безжалостно вырвана из музейной газетной подшивки и унесена кем-то из посетителей. А вскоре ученики ее изостудии, возвращаясь с занятий, горлопанили: «Зиганшин – буги, Зиганшин – рок! Зиганшин съел второй сапог». Но вот сам по горячим следам снятый фильм разочаровал. Хотя актеры играли неплохо.[2] Возвращаясь после сеанса домой, Ирина размышляла о том, что в реальной жизни наверняка все было гораздо страшнее. И не столь благостно-патриотично, как на экране.
Как именно это было, мог бы рассказать Юра, переживший страшную блокадную зиму. А еще – ее ученица и, как теперь выяснилось, его сестренка Оленька. Точнее – могла бы. Если бы Бог, либо некто, равный по могуществу, в свое время не смилостивился и не избавил ребенка от большей части самых кошмарных детских воспоминаний…
