Аист прилетает по весне
Весна, как всегда, приходила на поле неожиданно, прогоняла старуху-вьюгу, веяла теплом, растапливала снежные корки, отогревая продрогшую землю. С приходом долгожданной весны возвращались из теплых стран перелетные птицы, возвращались на родную землю, где вылупились на свет несмышлеными голошеими птенцами.
Вместе с другими птицами возвращался домой и аист. Однажды гнездо аиста, примостившееся на кроне высоченного дерева, разорили пьяные охотники. Подругу, отчаянно защищавшую гнездо, и трех птенцов безжалостно забили палкой. А ему, спешившему домой с рыбкой, пойманной в озерце, достался кучный выстрел дробью. Раненый в грудь и бедро, с перебитым крылом, нелепо переворачиваясь в воздухе, он свалился в быстрый ручеек, что бежал у старой ивы в соседнее село.
Охотники погорланили, бросив ненужные им птичьи тела, и ушли. Прозрачные воды, на мгновение окрасившись в розовый цвет, понесли аиста по течению в село, где у старой водяной мельницы на него случайно набрел старый одинокий лекарь. Старик слыл в селе чудаком. Блаженная улыбка на круглом лице, окладистая и белая, словно снег, борода и лучистые глаза, всегда сияющие добротой и лаской. Старого лекаря сельчане любили и почитали. Многих людей он вернул к жизни, на ноги поставил своими снадобьями да травами. Ездили к нему жители и дальних сел, и городов – никому не отказывал он в помощи. Не всех спасти мог, конечно, не Бог ведь, но большинство больных домой возвращались на своих ногах, а спустя немного времени и вовсе выздоравливали.
Кряхтя, выловил лекарь аиста из журчащей кристально чистой воды ручейка и, внимательно осмотрев безжизненное тельце, ахнул изумленно.
– Боже мой, да ведь я тебя знаю, – прошептал старик, бережно прижимая к себе мокрую птицу.
Узнал он того самого аиста, со смешно задранным хохолком. Каждый день приходил он на поле и с удовольствием глядел, как на верхушке высокого дерева, в гнезде, похожем на длинную шапку, щелкают клювами два аиста – кормят своих малышей разной живностью с болота.
Лекарь отнес аиста в дом, почувствовав слабое биение его сердца, и два дня боролся за его жизнь. Не ел, ни пил, а только читал молитвы, обращаясь к Божьей милости, и лечил его раны травами и мазями, понемногу вливал в горло безжизненной птице чудодейственный отвар из корешков, что собирал лишь в определенные дни и часы новолуния. Казалось иной раз лекарю, что бесплоден его труд и попытки вернуть к жизни птицу тщетны. Тело аиста как будто было уже мертвым, но душа его беспокойно летала в комнате, отчаянно взмахивая крыльями, билась о стены, взвывала к мести, не прощая пьяных охотников… и не прощаясь.
Старик выходил раненную птицу, и с тех пор они были уже неразлучны. Аист не оставлял лекаря ни на мгновение, увязывался с ним повсюду, и жители села по-доброму посмеивались, глядя как важно вышагивает аист рядом со своим спасителем и новым другом, как тревожно щелкает красным длинным клювом при приближении незнакомцев. Он оберегал старика и боялся его потерять… Они вместе ходили на поле, останавливались в почтении перед высоким деревом и долго глядели на разоренное гнездо. У лекаря по щекам текли слезы, хрустальными каплями задерживаясь на белоснежной бороде. А аист горевал своим маленьким сердцем, плакал в душе, кричал и звал тех, кого уже нет…
Повинуясь зову предков, аист в один из дней собрался лететь в теплые края. Раны его давно уже зажили, крыло вновь стало крепким, как раньше, а смешной вихор на голове, как и прежде, топорщился упрямо и задиристо. Душа свободной птицы звала его вдаль, а потому, склонив голову, прощался он со старым лекарем, быть может, только лишь на зиму, быть может, навсегда. Старик тяжело опустился на колени, и аист, склонив голову на его плечо, закрыл глаза. Так они молчали, так они прощались.
