Морковного цвета, с паутиной трещин на лобовом стекле, ржавый «Москвич» стоял в заросшем травой кювете, в нескольких шагах от изъеденной временем асфальтированной ленты шоссе. Нос был неестественно задран, а правое переднее колесо висело в воздухе. Было ясно, что в последний момент сидевший за рулем человек не справился с управлением. Уже немолодая осетинка, кусая нижнюю губу и тяжело дыша, волокла от автомобиля мужчину. На сером от пыли и страдания лице – застывшая маска отчаяния. Темный платок свалился на плечи. Черные как смоль волосы, слегка посеребренные на висках ранней сединой, рассыпались по спине. На женщине была зеленая кофта, под которой виднелась ночная рубашка и синяя юбка. На ногах тапочки. Все говорило о том, что одевалась она в спешке. Осетинка подтащила мужчину к небольшому кусту и обессиленно повалилась на землю. Неожиданно едва различимый звук скользнувшей по одежде ветки заставил ее обернуться. Лицо исказил страх. Позади нее, всего в нескольких шагах, стоял человек. Причем его внешность красноречиво говорила о том, что он принадлежит к категории людей, большая часть жизни которых проходит на войне. Несмотря на зелено-коричневые полосы «грима» на лице, она различила цвет глаз и успокоилась. Их обладатель не мог быть грузином, и это было хорошо: ведь за прошедшую ночь эта нация стала для осетинки воплощением зла. Глаза человека были серого цвета и не таили в глубине опасности. Правильной формы нос, волевой подбородок. На голове косынка. Поверх камуфлированной формы – безрукавка со множеством карманов. Странное, непохожее на привычный в этих краях автомат Калашникова оружие толстым стволом направлено вверх. На руках беспалые перчатки. Осетинка неожиданно для себя улыбнулась.
– Что с ним? – спросил Антон, кивая на мужчину.
– Мы ехали, в нас стреляли. Ему попали в спину. Когда оказались здесь, он потерял сознание, – лаконично объяснила она.
– Где это случилось? – насторожился Антон. Поначалу он считал, что машина подверглась обстрелу с воздуха.
– И одного километра не проехали, – женщина взялась рукой за левую половину груди, несколько раз глубоко вздохнула и затормошила мужчину за плечо: – Эдик!
Мужчина всхлипнул и что-то произнес на осетинском. Она сокрушенно вздохнула и вновь посмотрела на Антона:
– Вы русский? – у нее на глаза навернулись слезы. Не дожидаясь ответа, она заговорила: – В городе все разбомбили. Камня на камне не осталось. Они стреляют из танков прямо в окна. Гоняются на машинах за женщинами и стариками, давят и смеются. В подвалы, где прячутся люди, бросают гранаты…
Антон понял, что она говорит про грузин. Но его больше волновали подробности того, как ее муж получил ранение. Все говорило о том, что где-то в непосредственной близости орудует грузинская диверсионная группа или прорвавшееся подразделение. Женщина сказала, что с момента ранения мужа они проехали меньше километра. Но он знал, что такое шок. Расстояние могло быть большим, просто она не обратила на это внимания. Хотя, с другой стороны, она наверняка не первый раз едет по этой дороге, и ориентировалась не по времени, которое для нее поменяло свой бег, а по местности. Антон знал, что представляет собой грузинское «потешное войско», которое было копией американского. Грузины имели мобильные группы, передвигающиеся на машинах высокой проходимости. Те «Хаммеры», что стояли на вооружении, в корне отличались от тех, на которых колесили по России богатеи. Кроме пулемета, установленного на крыше, они имели противопульную броню, систему коллективной защиты, средства навигации и практически являлись бронетранспортерами. Не исключено, что осетинка и ее муж столкнулись с отрядом, оснащенным именно таким образом.
