Был вечер пятницы, девятая неделя проекта. В голосе Тессы ничего не изменилось, но, взглянув на ее узкое бледное лицо, я догадалась, что она плакала. Она сидела на кровати, прислонившись к стене, и глядела в потолок. Затем выпрямилась и перевела взгляд в камеру. Прежде я не видела Тессу такой – с пустыми и в то же время испуганными глазами. Такое же выражение глаз было у мамы в последние дни ее жизни.
– Мне страшно, – сказала Тесса.
– Почему? – тупо спросила я.
– Мне безумно страшно, – повторила она и разрыдалась.
Я никогда не видела, чтобы она плакала; вообще-то, по ее собственному признанию, плакала она редко. Как и я. Это нас объединяло.
Она всхлипнула, тыльной стороной ладони отерла глаза и чуть громче произнесла:
– Понимаешь?
– Конечно, – сказала я, что было не совсем так.
Она молча смотрела в камеру.
– Можно тебя увидеть? – внезапно попросила Тесса.
Я подумала, что она хочет встретиться, и напомнила, что мы договорились этого не делать.
– Включи камеру, – перебила она.
– Лучше не надо, – ответила я.
– Мне хочется тебя увидеть, – сказала Тесса. – Ведь ты же меня видишь.
Она глядела прямо в камеру. Слезы почти высохли. Затем Тесса едва заметно улыбнулась, и я почувствовала, что готова уступить, почти сказала «ну ладно», но вместо этого произнесла:
– Нет, не стоит.
Тесса посмотрела в камеру, пожала плечами, запрокинула голову и устремила немигающий взгляд к потолку.
Если честно, то я не хотела, чтобы она обманулась в своих ожиданиях, увидев меня. Да, это звучит иррационально: кто знает, какой она меня представляла, да и вообще… Какая разница? Но я досконально изучила все черточки Тессы, знала наизусть особенности ее мимики. Невыносимо было думать, что при виде меня на знакомом до боли лице мелькнет тень разочарования.
– Я не смогу, – сказала Тесса, не опуская глаз.
– Сможешь.
Она молчала больше минуты, затем тихо и до странности кротко произнесла:
– Давай закончим на сегодня, хорошо? – и, не дожидаясь ответа, завершила вызов.
* * *
Должна признаться, что с тех пор я не раз мысленно проигрывала этот диалог.
* * *
Скажу только одно: я говорила ей то, что, по моим представлениям, было уместно. Она была расстроена, я ее утешала. Она боялась – впрочем, совершенно естественно. На следующий день она опять была спокойной, вежливой и отрешенной, в ее «нормальном» к тому времени состоянии. О произошедшем мы больше не упоминали.
* * *
Несколько дней спустя она посмотрела в камеру, привычно прикоснулась к объективу.
– Тебе еще что-нибудь нужно?
Я надеялась, что мы продолжим общаться до самого последнего момента. Но я также знала, что рано или поздно всему приходит конец.
– Кажется, это все, – ответила я.
Она кивнула, будто соглашаясь с собственными мыслями, и отвела взгляд. Я осознала, что вижу ее в последний раз, и ощутила резкий, сильный выброс адреналина. Меня охватило чувство, похожее на грусть.
– Я так тебе благодарна, – после долгого молчания сказала она. – Прощай.
Глядя в камеру, она слегка коснулась виска, будто отдавая честь.
– Прощай, – ответила я. – И спасибо.
– За что? – переспросила Тесса.
– Не знаю.
Она рассматривала что-то внизу – свою ногу или край кровати. Я молчала, не отводя глаз от ее длинноватого плоского носа, от линии скул, от паутинки морщинок у губ.
Наконец Тесса подняла взгляд, потянулась вперед и выключила камеру. Вот и все. Больше мы не разговаривали.
