Глава 1. Накануне тотальной войны: Россия и Запад в неопределенности будущего
Пораженья от победы ты сам не должен отличать
Когда Владимир Путин в очередной раз заявляет об увеличении расходов на военные нужды, а после представляет уникальное оружие, то это свидетельствует главным образом об одном: Россия готовится к большой войне. Особенно когда есть Сирия, есть Донбасс. Особенно когда Россия и Запад говорят друг с другом на языках разных планет. Можно назвать предстоящую войну третьей мировой, но правильнее – тотальной. В отличие от двух предыдущих войн, эта станет последней. Мир окончательно расставит акценты и прочертит границы. Дальше будут уже другие войны – не между государствами, а наподобие тех, что показывают в фантастических фильмах.
Как Первая мировая война стала концом четырех империй (Германской, Османской, Российской и Австро-Венгерской), так и третья мировая (тотальная) война похоронит прежний миропорядок. А главный удар примет на себя Россия. И тому есть масса причин. Они находятся как в психологической, смысловой, так и в практической, геополитической плоскости. Ключевую же роль здесь играет разница в мировоззрениях, идеологиях, самой экзистенции жизни – столкновение цивилизаций, так это назвали. Однако борьба России и Запада, идущая на протяжении тысячи лет, заключена не только в цивилизационном столкновении, но и в противоборстве самих начал. Политические, культурные, социальные, экономические и прочие разногласия являются лишь приложениями к центральной битве. И главный конфликт всегда происходит в человеческих душах. Он первичнее и важнее любых дипломатических или военных столкновений. Ведь именно в душах решается, на какую сторону встанет участник битвы. И выбор этот не может быть ограничен ни временем, ни пространством. Человек делает его постоянно, победы от поражения не в силах отличать.
История второй половины XX и начала XXI века продемонстрировала это во всей полноте. Мы выиграли Великую Отечественную (Вторую мировую) войну, отдав за это 27 миллионов жизней (тут звучат разные оценки: от 9 до 40 миллионов; и это уже другая война – за историческую память), но спустя 46 лет – в 1991 году – потерпели фиаско. И дело тут не только в утрате единого государства, но главное – в потере самоидентификации. Еще через время, инфицированные вирусом коллективного покаяния, мы пришли к тому, что это была и не победа вовсе, а нечто сродни поражению, и Красная армия встала на одну сатанинскую доску с вермахтом. Новые поколения мало что знают о той нашей Победе, не гордятся ею. Советское руководство будто предвидело это: «В истории есть примеры того, как победители лишались плодов своей победы. Вести дела так, чтобы обеспечить эти плоды, и работать ради этой цели – это зависит от нас». Что ж, либо мы работали плохо, либо они работали намного лучше нас.
Тогда к чему была та победа, если сейчас мы живем, а главное, мыслим совсем не как победители? Если и копируем, и завидуем тем, над землями которых поднимали свой флаг? И могли бы ведь сейчас пить баварское, да? Послевоенный опыт свидетельствует: победа в военном конфликте ничего не значит. Важнее – победа духовная, ментальная. Оттого новые господа, захватывая земли, не только возводили там свои крепости и укрепления, но и строили университеты и церкви. Военное господство становилось лишь шагом для перековки сознания проигравших.
В случае же России произошел обратный процесс. На земле победителей проигравшие, ведомые реваншистскими настроениями, создали свою матрицу. Перепрограммировали нацию, накачали ее суррогатом «счастья», минимизировав попытки к сопротивлению. К 1991 году мы пришли уже подготовленными: перед Россией простирался новый дивный мир. Но на деле для большинства россиян он оказался игом. Запад раздал конфеты не всем – только своим наместникам. И это логично: избивая человека, ты не дашь ему в конце поединка руку, чтобы он поднялся. Впрочем, не Запад уничтожил нас. Мы сами кончили жизнь самоубийством – не в 1991 году даже, а гораздо раньше.