Замок Сант-Анжело, Рим, июнь 1453 года
Стук в дверь прозвучал как выстрел в лицо. Он тут же проснулся, нашарив спрятанный под подушкой кинжал, вскочил и вздрогнул, коснувшись босыми ногами обжигающе холодного каменного пола. Ему снились родители, любимый старый дом, и он даже зубами скрипнул, так больно сжалось сердце от тоски по всему тому, что он потерял: по родине, по матери, по прежней, счастливой жизни.
Громоподобный стук в дверь повторился. Пряча за спиной кинжал, он осторожно подошел к двери. С той стороны засов отодвинули, и дверь приоткрылась – он с опаской выглянул наружу. Там он увидел господина в темном плаще с низко опущенным капюшоном; рядом с ним стояли двое коренастых слуг с горящими факелами в руках. Один из них, подняв свой факел повыше, осветил приоткрытую дверь и стройного, обнаженного по пояс юношу в узких штанах. На вид ему было лет семнадцать. Лицо совсем мальчишеское; красивые, орехового цвета глаза с недоумением смотрели из-под темной челки; но тело крепкое, мускулистое – тело молодого мужчины, закаленного тяжким трудом.
– Лука Веро?
– Да.
– Тебе придется пойти со мной.
Юноша явно колебался, и господин в плаще прибавил:
– Не глупи. Нас трое, а ты один, хоть ты и прячешь за спиной кинжал. С нами тебе не справиться.
– Это приказ, а не просьба! – рявкнул второй незнакомец. – А ты присягал на верность.
Лука и впрямь присягал на верность, но своему монастырю, а вовсе не этим незнакомцам. Впрочем, из монастыря его выгнали, и с тех пор он, похоже, обязан был подчиниться любому, кто ему прикажет достаточно громко и решительно. Он вернулся к своей постели, присел на краешек и стал натягивать сапоги из мягкой кожи, незаметно спрятав кинжал за голенище; затем надел льняную рубашку, накинул на плечи сильно поношенный шерстяной плащ и нехотя подошел к двери.
– Вы кто? – спросил он, но человек в темном плаще ему не ответил и, круто развернувшись и не оглядываясь, пошел по коридору, а двое стражников, дождавшись, когда Лука выйдет из камеры и последует за их командиром, двинулись сзади. – Куда вы меня ведете?
Но и стражники ответом его не удостоили. Лука хотел еще спросить, не арестован ли он, не ведут ли его прямиком к месту казни, но так и не осмелился. Он боялся уже самого этого вопроса, а еще больше – что возможный ответ может оказаться положительным. Он весь взмок от страха под старым шерстяным плащом, хотя воздух был прямо-таки ледяным, да и от влажных каменных стен так и тянуло холодом.
Лука понимал одно: с ним случилась самая большая беда за всю его недолгую жизнь. Не далее как вчера четверо мужчин в темных плащах с низко надвинутыми капюшонами увели его из монастыря и бросили в эту тюрьму, ничего ему не объяснив и вообще не сказав ни единого слова. Он понятия не имел ни где находится, ни кто его арестовал, ни какие обвинения могут быть ему предъявлены, ни как его могут наказать за неведомое ему преступление. Может, его просто подвергнут порке, а может, станут пытать или убьют?
– Я настаиваю на свидании со священником, мне нужно исповедаться… – пролепетал он.
Но незнакомцы не обращали ни малейшего внимания на его слова и лишь время от времени его подталкивали, заставляя идти дальше по узкому каменному коридору. Вокруг стояла полная тишина; по обе стороны коридора виднелись запертые двери тюремных камер. Лука никак не мог толком понять, что это – тюрьма или монастырь, так там было холодно и тихо. Полночь давно миновала, и в непонятном здании царили тьма и безмолвие. Стражники, сопровождавшие Луку, тоже старались не шуметь; когда коридор закончился, они спустились по каменной лестнице в просторный зал, миновали его и снова пошли по узкой винтовой лесенке куда-то во тьму, сгущавшуюся, казалось, с каждым шагом. Становилось все холоднее, и Лука снова не выдержал:
