Эта книга – размышление о феномене самобытной русской философии, о том, существует ли она вообще, обладает ли она самостоятельной значимостью и имеет ли она реальный ресурс, чтобы претендовать на самобытность. Или же она лишь не очень удачный, а возможно, и совсем неудачный вариант западноевропейской философской традиции, удел которого – понимание и комментирование западных учителей.
Казалось бы, какой смысл говорить сегодня, в век глобализации, о национальных особенностях. Мир давно стремится к общечеловеческому: к общечеловеческим ценностям, общечеловеческим интересам, общечеловеческим идеалам. И может показаться, что разговор о специфике национального мышления устарел. Но это иллюзия. Национальная мысль по-прежнему довлеет практически в любой сфере современной социальной жизни, обязывая людей думать в соответствии с национальным умостроем. Например, кто политически смог овладеть концептом «общечеловеческого» и связать с ним собственные локальные интересы, тот и может претендовать на влиятельность и привилегии в нынешнем глобализирующемся мире. Так, например, произошло с идеей демократического общества, которая из весьма локального и национального способа политической организации за достаточно короткое время превратилась в общечеловеческую идею. И с ней теперь необходимо считаться любым политическим акторам, определяющим государственное устройство.
Механизм превращения частных идей в глобальные – это всего лишь один из эпистемологических способов освоения мира, связанный с культурной экспансией. Но универсален ли такой способ?
Вопрос о превращении частных идей в глобальные напрямую связан с вопросом о возможности самобытной русской философии. Указать на возможность существования русской самобытной философии – это значит посмотреть на отечественную философию автономно, без соотнесения с западноевропейской традицией.
Указания на «русские воззрения» очень часто вызывают настороженность у интеллигентной публики: «Мы все граждане мира, а вы нам предлагаете опуститься до местечкового патриотизма». Полагают, что в нашем столетии среди вездесущего смешения различных наций, народностей, этносов какие-то существенные различия между общностями выделить все сложнее и сложнее, а значит, проблема национального самоопределения вроде бы теряет свою актуальность. И такую точку зрения многие мыслители поддерживают уже продолжительное время в течение нескольких веков. И когда поднимается вопрос о своеобразии русской мысли, то его очень часто объявляют бессмысленным.
Еще в середине XIX века К. С. Аксаков высказал тезис о том, что общечеловеческого как некоего конкретного мировоззрения вообще не существует – оно лишь объединяет собой мировоззрения некоторых избранных народов. И когда мы противопоставляем русское мировоззрение общечеловеческому, когда мы во имя мифического общечеловеческого мировоззрения отказываемся от русского мировоззрения, мы тем самым фактически отказываем русскому мировоззрению считать себя общечеловеческим. Но ведь, по Аксакову, чтобы понять, что такое общечеловеческое мировоззрение, нужно быть именно собою, иметь свое мнение и мыслить самому. А те же, кто считает, что понятие общечеловеческого снимает все национальные различия, выступают лишь за «исключительность европейской национальности», которой и придают всемирное значение и ради которой отнимают право у русского народа на общечеловеческое[1].
«Русское» и «общечеловеческое» взаимно принадлежат друг другу, предполагают друг друга и невозможны друг без друга. В противном случае «общечеловеческое» неизбежно превращается в фантом, а само противопоставление «русского» и «общечеловеческого» становится идеологическим ходом и служит средством усиления политического давления. В связи с этим напрашиваются вопросы. Во-первых, что значит «быть собою, иметь свое мнение и мыслить самому» применительно к России? Во-вторых, сохранили ли мы сегодня эту способность к самостоятельности мысли, двигаясь и петляя из стороны в сторону: от мессианской русской идеи к интернационализму – сначала пролетарскому, а затем буржуазному?
