Вглядываясь в прошедшее все видится несколько иначе – страхи не так страшны, обиды – смешны, а ссоры – да их будто и не было.
И все-таки были у меня в детстве три страха, которые я помню до сих пор: страх черного хода, подворотни и смерти мамы. От некоторых из них не избавилась до сих пор.
Например, страх чёрного хода преследовал меня все детство, пока мы жили в Камергерском переулке. Сейчас не все знают, что богатые, доходные дома имели два входа – парадный и чёрный, отсюда и слово «парадное» – вход с улицы. А если со двора – то черный, то есть для прислуги. Когда-то в нашем доме была гостиница Шевалье, где останавливались разные великие люди – и Лев Толстой, и Чаадаев, и Теофиль Готье. Для них вход был с улицы, а для прислуги – поваров и горничных – со двора, с черного хода. Потом черный ход забили, но Юрка Коваленко, у которого папа работает гробовщиком, рассказывал, что на этом черном ходу живут беглые преступники, и что по ночам они приходят на кладбище, разрывают могилы и срывают с мертвецов украшения, а если золотое кольцо с пальца не снимается, то отрубают палец вместе с кольцом.
После таких рассказов, я неслась домой как угорелая, минуя страшную подворотню, которая никогда не освещалась, прибегала в комнату к нянечке и садилась на ее большой волшебный сундук. Волшебный он был потому, что на нем я успокаивалась. – Нянечка, – просила я дрожащим голосом, – расскажи мне про деревню, как ты там жила, как вы пили чай вприкуску, как потом к нам попала…
– Да я тебе уже сто раз рассказывала! – отвечала она. —Ну еще раз, пожалуйста! —умоляла я, потому что от страха черного хода меня спасали только сундук и нянечкины рассказы, где не было никаких бандитов, гробовщиков и черных ходов с беглыми преступниками.
Нянечка доставала из буфета самый вкусный на свете колотый сахар, наливала чай в блюдце и показывала, как они пили чай в деревне – вприглядку. Я смотрела, слушала, и страхи постепенно уходили… Мне казалось, что все это сказки – про бандитов, и меня никак не касается, а есть только нянечка, сундук, ее любимые сушки с маком и колотый сахар…
Иногда меня посылали в эту кладовку —взять из бочки огурчик или квашеную капусту. И каждый раз я шла туда словно на казнь. Мне казалось, что этот беглый преступник только и ждет, когда я выйду туда, чтобы схватить и утащить к себе на кладбище…
Я подходила к кладовке на цыпочках, осторожно, как вор, прислушиваясь к малейшим звукам, открывала дверь, хватала огурец и стремглав неслась по темному коридору, отчётливо слыша стук чьих-то сапог за собой… Запыхавшись, я вбегала в нашу комнату и крепко держала дверь, – попробуй открой!… До сих пор не знаю, гнался ли за мной кто или это был мой страх, который останавливался перед дверью, потому что в комнате я была под защитой – бабушки, мамы, сестры?..
Я отдавала злополучный огурец, чувствуя себя настоящим героем, преодолевшим страх, погоню и спасшимся чудесным образом!
С таким же страхом я преодолевала и нашу темную подворотню, но это разговор особый…
