Май развернулся, затрепетал. Ветреный, высокий, далеко слышный, он напоминал длинноногого юношу с голубыми глазами, который дарит ласку без тепла в сердце, обдаёт холодом без злобы. Порывистые дни его растрепали календарь, взъерошили память. Что случилось той весной, в выпускной год? До сих пор загадка. Был человек, и словно ливнем смыло. Майские грозы особенно яростные, а расставания навекивечные.
– Помнишь Лотуша?
Сестра вонзила в брата крючок вопроса – тот содрогнулся. Зря прервал виртуальный Крестовый Поход ради похода на кухню за чаем.
– Если мы начнём вспоминать любимого Витю, от этого никому лучше не будет, – сказал он сахарнице.
– Не Витю, а Витторио. Я его так называла, забыл? Он же мне обещал показать Флоренцию, когда мы проходили Возрождение. Путешествие сорвалось, а имя осталось. Магнитик из несбывшейся поездки.
Вера хотела добавить ещё что-то своим особым мечтательным голосом, но единственный слушатель отгородился от неё дверцей шкафчика, громко зашуршал магазинной снедью. Когда вынырнул, сестра с надеждой повернулась к нему – и налетела с размаху на закрытую мину.
Брат механическими движениями распаковывал новую пачку чая, доставал пакетик, придавливал его к дну кружки струёй кипятка, а мыслями был в игре. Как она там без него…
Он сходил в комнату поправить одеяло спящему герою – чуточку пробежав по полю, ушёл на новый перерыв. Пять минут. Заварке больше и не нужно. Сестре нужно большее? Перетопчется.
Репертуар её волынки был хорошо известен. Greatest hit, излюбленная песнь о потерянной любви, вместо сочувствия вызывала злость. Раз от раза картины безоблачного счастья становились приторнее: либо сестра, как ушлая цветочница, подкрашивала глиттером увядающую розу воспоминаний, либо брат, притерпевшийся к одиночеству, всё ярче представлял себе обычные радости парочек. Банальная кормёжка лебедей казалась ему несусветным хвастовством и павлинничанием. Брат (смеясь в кулачок, вгрызаясь в ногти) спрашивал, куда делись серые утки, которые раньше были на этом месте рассказа. Она впадала в сомнения, летела к заветному мостику, перевешивалась через перила, крошила хлеб, ждала, допрашивала прохожих, но не находила ни лебедей, ни уток, ни успокоения.
Теперь, однако, появились новые нотки. Любой другой, заслышав их, навострил бы своё внимание и заметил, что изумрудные волосы Веры вьются круче обычного, губы бледнее, движения резче, тонкость запястий подчёркнута митенками, которые она носила в дни встреч с Витторио.
Брат ни с кем не встречался. Брат ни с кем не встречался глазами. Стоило ли ждать от него живого участия?
Каждый контакт был для геймера вызовом на бой. Даже если его трогал за плечо упавший с дерева лист, в мозгу загоралась стартовая надпись «action» – требовалось довести эпизод до блистательного финала, как минимум, уложить напавшего в братскую могилу гербария.
Скрещивать взгляды с людьми выходило ещё дороже: дуэли в реале для сетеголика всегда кончались плачевно. Он или опускал взор долу, или с усилием удерживал его на месте, одновременно пытаясь нащупать убойную фразу в пустой кобуре.
Аааа!!!! Почему хвалёные тренировки перед зеркалом не помогают?! Наедине с собой так легко разыгрывать роли военачальников, персонажей комиксов, инопланетных захватчиков, а при встрече с представителем земной расы ты неизменно даёшь слабака. Придумаешь ответ на первую реплику – последует вторая, отобьёшься от неё – у врага готова следующая. Ну вот, опять:
– Только Лотушу я была нужна. За всю жизнь только ему одному.
Сахар никак не растворяется, задумчиво поблёскивает в карих глубинах.
