– И вот я сижу перед вами. Запутавшаяся и не понимающая, что делать дальше. Мне двадцать пять лет. Говорят, что лучшие года впереди. Но всё самое лучшее у меня уже было, ощущение, что я изжила себя. Я боюсь начать пить. Сейчас я пью вино за обедом и вместо ужина. Это вошло в привычку. Люблю коньяк. Когда я пью, я мало ем. Честно говоря, есть в последнее время не хочется. Нет, анорексии я не боюсь. Я боюсь другого. Выйти за эту дверь и начать новую жизнь. Оглушённую прежними потрясениями… Я не очень верю, что курсы психотерапии мне помогут. Но у меня много времени, есть деньги, и это было желание того, кто мне их дал – чтобы я жила дальше. Нормальной счастливой жизнью. Счастье с неотступным чувством вины и недосказанностью перед ними всеми. Я в него не верю, извините. Кажется, я много говорю, хотя вы просто попросили меня ответить на ваши несложные вопросы – «Что вас беспокоит?» и «Расскажите о себе».
– Всё правильно, Жюли. Вы здесь, чтобы говорить. Необязательно ваши мысли должны быть последовательны. Пусть слова выходят, независимо от вашего желания. Позвольте себе быть свободной, – доктор Фур мягко улыбнулся своей новой пациентке, не сводя с неё глаз, внимательно разглядывая лицо и движения. Эта девушка просила назначить ей приём на ближайшую дату. Точнее, просили это сделать за неё. И в данном случае отказать было невозможно, окно нашлось, задвинув плотный график доктора.
– Я была свободной. Насколько вам известно, закончилось это не очень хорошо. Но я не хотела того, что случилось со всеми нами. Я… Вы понимаете, я просто следовала своим чувствам. Только-только научилась понимать себя и свои желания, определять, чего хочу. Пугалась и не хотела принимать. А потом не могла разорвать этот круг отношений, мы как будто были нужны друг другу, став одним целым, противоречивым, но необходимым. Но главное, я действовала искренне. Хотя, может, в этом всё и кроется. И я, правда, больная. Не такая, как все. Я никогда не могла себя сопоставить с другими людьми. Помню, маленькой я любила бывать одной. Это было вынужденное одиночество, но я научилась с ним справляться. Это стало моим преимуществом. Знаете, мне никогда не было скучно. Я всегда могла себя занять. Ещё я очень тяготела к удовольствию в любом его проявлении, – Жюли замолчала и сняла с себя болезненную улыбку, – извините, я снова много говорю. Может быть, говорить совсем не надо. Просто вы сказали «будь свободной». Я стала хорошо слушать команды. В последнее время много таблеток пропила, эмоции и чувства притупились.
– А что вы чувствуете сейчас?
– Ноябрь. На улице вроде сентябрьское солнце, но на душе холодно, тоскливо. Я смотрю на мир, и только маленький процент моего полушария воспринимает сигналы жизни. Грустная картина вырисовывается. Как же я не люблю жаловаться. Всегда ругала таких людей и не понимала, зачем они это делают. Казалось бы, что здесь такого, всего лишь странные несчастные отношения – с кем не бывает. Ну, да, с элементами психоза. Но тоже ведь не новость, да? – Жюли бормотала перед собой, казалось, не обращая на доктора никакого внимания. Всем своим видом представляя безысходность и опустошённость. Слепо стараясь нащупать, куда сделать следующий шаг.
– А сами вы чего хотите добиться с помощью нашей терапии? Или без неё. Просто скажите, Жюли, что вы хотите делать дальше и где себя видите?
– Наверное, надо найти новую работу. Поменять сферу деятельности, чтобы полностью переключиться. Может быть, няней для начала. Как вы думаете, меня возьмут няней? Детям не будет опасно со мной? Да что же это я… Что со мной сделали? Какие лекарства мне вкалывали, что я у вас это спрашиваю, как будто действительно по заслугам попала к вам на приём. Я здорова. Просто стресс и лёгкая рука доброжелателя. Мне нужно время. С вашей помощью, я надеюсь, смогу справиться быстрее.