Кто-то сказал: «Каждый человек может написать хотя бы один рассказ». Или – нет, не так: «Каждый человек может рассказать хотя бы одну такую историю из своей жизни, которая была бы интересна всем». Я думаю, книга, собранная из таких рассказов-историй, стала бы одной из самых интересных, самых талантливых, самых поучительных книг в мире.
Мы много лет были знакомы, дружили семьями, но никогда не исповедовались один перед другим, не посвящали один другого в свои душевные тайны. Не знаю, мечталось ли ему, Михаилу Лившицу, когда-нибудь взяться за перо. Пожалуй, нет. Иные были у него желания, иной характер, склад мыслей. В юности его увлекала физика, хотелось поступить на физмат в университет, и медаль, полученная в школе, к тому располагала… Но в 1950 году на физмате требовались не только соответствующие знания, но и соответствующий «пятый пункт». И он поступил в Горно-металлургический институт в Алма-Ате, стал геологом.
Гитарные переборы, маршруты, проложенные по бездорожью, звезды размером с яблоко, повисшие над ночной степью, последняя банка консервов, при свете костра вспоротая ножом… Все это было, конечно. Однако, представляется мне, геология для него существовала прежде всего как дело, которое требует и физического напряжения, и кропотливейшего труда, и – главное – работы мысли. Поскольку был он не просто геологом, а геологом-прогнозистом.
Как-то раз по ходу работы над романом «Ночь предопределений», в котором герой мимоходом соприкасается с геологами, я зашел к Михаилу Лившицу – проверить одну-две детали. Завязался разговор. Скорее это был даже не разговор, а монолог, произнесенный довольно монотонным голосом, тихим, ровным, невыразительным. Но глаза его, темные с глубинным, отраженным в стеклах очков блеском, так внимательно смотрели на меня, так настороженно наблюдали за моим лицом, что я, вначале не без усилия старавшийся уследить за негромкими глуховатыми звуками голоса Лившица, вскоре уже с жадностью ловил суть, заключенную в их оболочке.
А суть была в том, что на бурение одной скважины требуется иной раз до миллиона или полутора миллионов рублей, в зависимости от глубины бурения и характера грунта. И это еще не предел: в Америке, умеющей считать деньги, бурение скважины на Аляске, бывало, обходилось в три-четыре миллиона долларов. Но так как для разведки месторождения бурится и десять, и двадцать, и более скважин, причем нередко – впустую (поскольку не всегда предположения оправдываются), можно представить, в какую копеечку обходятся затраты на разведку!.. И потому так важно с достаточной точностью прогнозировать местонахождение полезных ископаемых. Поскольку же находятся они на глубине и сотен метров, и двух, и пяти километров, заполненных твердыми, слежавшимися за миллионы лет породами, прогнозирование – это всегда и учет известных уже данных, и как бы гадание по руке, и основанное на интуиции искусство…
Да, дело заключалось отнюдь не в гитарных переборах и ночевках у костра… То есть – да, да, все так, но и стертые на первых порах ноги, и тяжеленные, набитые образцами пород рюкзаки, и бескрайние степи, и горячий воздух пустынь, и скалистые горы – все, чем богат наш исхоженный из конца в конец Михаилом Лившицем и его сотоварищами Казахстан, – все это было в его жизни, но кроме того – маленький самолетик, на котором по строго намеченной системе облетал он участок за участком, сверяя рельеф и карту, прибавляя на ней к известному неизвестное, меняя, исправляя… Самолетик, повисший между небом и землей, посадка, заправка, снова небо, переплетение серых, зеленых, коричневых полос, нитки арыков, зеркальные осколки озер…
