Пинаю мелкий камешек, путаясь в длинном платье. На лакированной туфельке, наверное, царапина останется.
И плевать.
Как и на испорченную прическу, и потекший макияж.
- Я бездарность, - повторяю слова художественного руководителя, и тихо смеюсь, хотя от обиды выть хочется.
Бездарность!
Да я с детства мечтала о театре, грезила им. В школе все постановки отыгрывала, монологи наизусть зубрила.
Да я на бюджетное отделение поступила! Значит, не такая я бесталанная.
- Ты главную роль играешь, лишь потому что главный спонсор попросил, - шипел Иван Дмитриевич. – Деньги нынче все решают, но будь моя воля, играла бы ты тринадцатого зайца деда Мазая! Или акробатические трюки показывала в антрактах. Ты ведь так главную роль получила – широко ноги раздвигая? Бездарность!
Ускоряю шаг, бегу почти – на пляж, к Черному морю, манящему своей ночной бездной.
А Иван наш – хам и сволочь. Будто я не знаю, отчего он бесится, что роль Дианы мне досталась. Любовницу свою хотел пристроить, а тут я.
- Никакая я не бесталанная! Чтоб ты провалился, - снова пинаю камень, который отлетает в мужскую спину.
- Эй! – мужчина оборачивается, и лицо его разглаживается.
Узнал.
И я узнала, хотя Финна и его невыносимого брата-близнеца Алекса невозможно не спутать – до того они одинаковые. Но эта рубашка, что мускулистую спину парня обтягивает – я лично зашивала ее Финну.
- Подойдешь? Или так и будешь мою спину взглядом сверлить? – спрашивает он. – Она уже дымится, глазами дыру прожгла.
- Почему ты здесь? – вздыхаю, и иду к Финну.
Мне до сих пор неловко рядом с ним, но одной оставаться не выход. Не к кому в этом чужом городе прийти, не кому уткнуться в плечо в поисках поддержки.
- Финн?
- Я? – вскидывается мужчина, и непонятно улыбается. – Братец утомил, вот я и пришел сюда. Грустить на берегу пляжа, как романтичная девица.
- Твой братец, - проглатываю нецензурное слово, которое так и рвется при упоминании Алекса, - просто невыносим! Была бы я мужчиной – нос бы сломала ему, или еще что-то.
Финн смеется, и вмиг становится таким родным моей душе. Только мне от открывается, пусть самую малость, но все-же!
- Что натворил Алекс?
- Он является на репетиции, тычет в нос своим спонсорством, и до ручки меня доводит. Или до уголовной статьи, - тараторю, жалуясь на негодяя. – Из-за этого слухи идут нехорошие, что я с ним сплю. Алекс специально так поступает!
Финн поворачивается ко мне, и тянет за руку, вынуждая на песок опуститься. Платье окончательно испорчено будет, наверное, но это не имеет никакого значения. Сейчас важен лишь Финн, близость с которым я никак забыть не могу. Даже когда уверена была, что он галлюцинация – и тогда кожа горела, впитав его поцелуи-укусы.
И сейчас он нужен мне!
- Финн, - ласково глажу его спину, и мужчина вздрагивает от моих прикосновений. И придвигается ближе, гипнотизируя темными глазами. – Финн, поцелуй меня.
- Уверена?
- Нет, - отвечаю, и сама тянусь к его губам.
Жадно ласкаю его губы, и Финн отвечает – чуть грубовато, напористо. Углубляет поцелуй, поработить хочет этой откровенной похотью, которой каждое движение пропитано. Чеку сорвало напрочь, сейчас будет взрыв.
И я наслаждаюсь. Ведь сейчас я для него самая важная, я чувствую это.
Наконец-то мы наедине.
- Финн, - всхлипываю, зарываюсь пальцами в его жесткие волосы, и тяну на себя.
- Я здесь, - раздается позади меня голос… Финна.
Разрываю поцелуй, и хочу отползти от обманщика, словно он опасный хищник, но Алекс удерживает. Не позволяет отстраниться.
А я кричать от злости и негодования готова: я по доброй воле Алекса поцеловала.
Подонка-Алекса! Да лучше бы я гадюку поцеловала, чем этого… этого…
- Ты! Убери от меня руки, отпусти, - я чуть ли не рычу, а затем обращаюсь к Финну: - Может, вмешаешься? Видишь, Алекс меня не отпускает. Помоги, Финн.
