Сергей
– Уважаемые пассажиры! Наш самолет совершил посадку в аэропорту имени Джона Кеннеди города Нью-Йорк. Температура за бортом…
Слова стюардессы вонзились в мысли, словно острые кинжалы. Голова тут же разразилась болью. Открыв глаза, я несколько раз моргнул, стараясь прийти в себя и сбросить сон. Хотя я не уверен, что спал. Скорее я блуждал в еще свежих воспоминаниях, отчаянно пытаясь сохранить их навсегда.
Весь полет меня преследовала ее обезоруживающая улыбка, бездонные карие глаза, звонкий смех. Вновь и вновь я перебирал в памяти дни, проведенные с ней, до мельчайших деталей воспроизводя каждый миг, каждое слово и движение.
Мне нравилось, когда она была веселой и когда грустила. Я был без ума от любого ее настроения, ведь я никогда прежде не испытывал такой всепоглощающей любви. Девушки появлялись и исчезали, словно двадцать пятый кадр в кино. Но она перевернула все, разделила мое существование на «до» и «после». И то, что было прежде, я больше не смел называть жизнью. Лишь с ней я ощутил вкус настоящего. И никто не имел права отнимать у меня это чувство. Километры – ничто. Часовые пояса – пыль. Даже гнев наших отцов не станет непреодолимой преградой.
Я хочу быть с ней. И я буду!
Мельком глянув на родителей, поглощенных борьбой с неподатливой багажной полкой, я решительно проследовал к выходу. После всего, что произошло в Рейкьявике, самым правильным казалось держать с ними дистанцию. Какими бы благими ни были их намеренья, я не разделял их взгляда. Пусть каждый останется при своем мнении – так будет лучше для всех. Рано или поздно их влияние на мою жизнь все равно иссякнет. Нужно лишь немного подождать.
У выхода из самолета выстроились стюардессы, неестественно улыбаясь и прощаясь с пассажирами. Даже не посмотрев в их сторону, я ступил на трап, полной грудью вдохнув воздух самого шумного города на планете.
Нью-Йорк – город, сотканный из стекла и стали, вечно бодрствующий и манящий огнями. Мечта, живущая в сердце каждого. Даже я мечтал о нем. В последние месяцы жизни в Лос-Анджелесе я не мог дождаться переезда. Он был столь желанным, что я едва сдерживался, чтобы не зачеркивать дни в календаре. Тогда я еще не подозревал, что промежуточный этап моей жизни в Рейкьявике станет настолько фантастическим, что я не захочу улетать.
И сейчас, оглядывая аэропорт города моих грез, я испытал невероятное отвращение. Мне были противны люди, торопящиеся сбежать вниз и скорее запрыгнуть в автобус. Я не мог смотреть на самолеты с надписями «American Airlines». Даже здешний воздух, насквозь пропитанный керосином, вызывал ненависть.
Чья-то тяжелая ладонь опустилась на мое плечо, грубо прервав размышления. Я вздрогнул от неожиданности и резко обернулся.
– Чего застыл? – нахмурившись, спросил отец. Он обеспокоено окинул взглядом мое лицо.
– Нет, – ответил я на вопрос, который он не успел задать. – Я не в порядке.
Грубо сбросив его руку, я опустил голову и поспешил вниз. На короткое мгновение я всерьез задумался о том, чтобы затеряться в толпе, попасть в терминал и зарегистрироваться на ближайший рейс в Рейкьявик. Бросить родителей. Сбежать.
Представив, какой гнев вызовет у семьи подобный поступок, я не смог сдержать усмешки.
К сожалению, моему желанию было не суждено сбыться. Не сейчас.
Во время проверки документов я лихорадочно молился, чтобы неестественно приветливый мужчина за стеклом нашел любое нарушение, запрещающее мне въезд в Америку. Всякий раз, когда с его лица исчезала фальшивая улыбка, в сердце загоралась надежда. Отказ во въезде стал бы спасением. Родителям ничего бы не осталось, кроме как купить обратные билеты. Мы бы вернулись в Исландию. Я бы вернулся к Джил.
