Константин Иванович, хитро усмехнувшись, сказал мне:
– А ты возьми и сам напиши!
Это был ответ на мой шуточный риторический вопрос, почему так немного написано произведений об одной из самых героических страниц Великой Отечественной войны – боях на Малой земле.
– Постараюсь, – легкомысленно подыграл тогда я ему и тут же забыл об этом отступлении от нашего разговора о литературе военных лет.
Мне нравилось навещать Константина Ивановича в его маленькой, полной редчайших книг, квартире в районе Речного вокзала в Москве. Большинству из них не находилось места в забитых до предела шкафах, и они были сложены высокими стопками прямо на полу.
Мы подружились с ним очень быстро, сразу после моего поступления в МГИМО и переезда из Новороссийска в столичное студенческое общежитие. Прекрасный кинодраматург, тонко чувствовавший ткань видеоматериала, Константин Иванович здорово помог мне с дипломной работой по курсу тележурналистики, признанной по результатам экзаменов одной из лучших на потоке. Первоклассный поэт, виртуозно владевший искусством рифмы и ритма, он научил меня не бояться джунглей творчества и смело садиться за белый лист бумаги. Скрупулёзный исследователь, обладавший энциклопедическими знаниями, Константин Иванович поделился со мной умением видеть великое в простом, ценить каждую пядь родной земли, скрывающей бесконечно трудную, но славную историю. Наконец, просто добрый и отзывчивый человек, отдавший не один год своей жизни делу помощи попавшим в трудную ситуацию детям, он подал мне незабываемый пример светлого подвижничества и бескорыстной заботы о людях.
Именно таким – с одной стороны, простодушным и в чём-то даже наивным романтиком, с другой – недостижимым идеалом глубочайшего ума, природного таланта и добродетельной смелости – Константин Иванович навсегда остался в моей памяти. Тогда, накануне моей первой загранкомандировки в Йемен, я, конечно, не мог знать, что наша неторопливая беседа за чашкой чая с куском абрикосового торта станет, к моему горькому сожалению, последней…
Перед нашим прощанием Константин Иванович попросил меня подождать на кухне и удалился в комнату. Через четверть часа он вернулся с двумя пакетами, туго набитыми книгами, и, сияя от удовольствия, вручил их мне.
– Что это? – не сразу понял я, с ужасом прикидывая, сколько может весить его подарок.
– Как что? – деланно удивился Константин Иванович. – Справочная литература для твоего будущего романа.
– Какого романа? – спросил я, совершенно сбитый с толку.
– Который ты мне обещал написать, сидя вот здесь, – тонкой, уже дрожавшей от продолжительной болезни рукой Константин Иванович показал на стул, с которого я только что встал.
– Ах да, – спохватился я. – Только не написать, а постараться написать…
– Ну ладно! – нетерпеливо перебил он. – Тут только самое основное. Если потребуется что-то ещё, скажи. У меня всё есть.
– Хорошо, – просопел я, с трудом выволакивая в коридор увесистые пакеты…
Константина Ивановича я не обманул и по приезде в Йемен действительно попытался начать работу над романом. Однако тысяча мелких дел на совершенно новой и не очень ещё понятной мне дипломатической службе решительно отодвинули любые попытки литературного творчества на одно из последних мест.
Трагическое известие застало меня менее чем за полгода до окончания командировки. Мучительно тяжело было возвращаться в Россию, осознавая, что никогда больше не доведётся навестить Константина Ивановича, попить с ним чая на его крошечной кухне, так же, как и комната, плотно заполненной книгами, и до поздней ночи говорить обо всём и прежде всего о горячо любимом нами небольшом черноморском городе, изогнутом подковой вдоль берегов Цемесской бухты.
