Сторно – термин бухгалтерии, означающий обратную запись, которая предпринимается с целью исправления ошибки. Обычно записывается красными чернилами, поэтому называется “красное сторно”.
Замутнённое густым облаком пыли закатное солнце горело в небе оранжевым шариком. Под ним упряжка лошадей уносила колесницу, тёмный контур которой мелькал в багряном мареве.
– К Тарсу рванули и дальше в Каппадокию, – попытался сплюнуть Рокки, смахивая ладонью со лба грязный пот. – Да, и хрен бы с ними.
– А, вот это вряд ли, – проворчал Ромео, вытягивая из тула две стрелы…
Появление в павильоне хроноустановки тысячи одетых в белоснежную форму моряков вызвало лёгкий переполох. Отправляли то их командами дробненько, в разбежку, а тут из прошлого целый полк заявился.
Ошалевший от изобилия весело гомонящих и азартно делящихся впечатлениями моряков персонал бестолково суетился, не зная с кого и как начать работу. А морякам было от чего возбудиться, ведь, начиная от закладки кораблей до сего момента, там прошло четыре года, а здесь всего двое суток. Привыкнуть к этому парадоксу невозможно.
Собравшаяся особняком наша команда потянулась на выход, где толпились спецы и профессура, а к морякам отправились три адмирала во главе с Авакянцем и начали привычно строить личный состав. Профессор Артемьев пробежался по нам глазами, явно пересчитывая поголовье.
– Все, Сергей Иваныч, – махнул я за спину рукой, – все в наличии. Явились, не запылились и готовы к активному отдыху, переходящему в блаженное безделье,
– Экие вы, братцы, шикарные. Все в белом. Ваши благородия. А войной то от вас всё равно потягивает. Порохом пахнуло, адреналинчиком и дымком печным.
– Это из Порт-Артура привет. Там март на дворе, и печки во всём городе дымят.
– Ишь ты, печки… дымят, – профессор мечтательно улыбнулся и покачал головой. – Сейчас в автобус ступайте и в Центр к медикам дуйте, а я тут с моряками задержусь. Автобусов всё равно не хватит. Придётся делать несколько ходок и снимать с консервации второй уровень базы, – он махнул рукой нам на выход и направился к оживлённо галдящей толпе.
Вопреки своей вредной привычке медики издевались над нами недолго, явно озабоченные перспективой осмотреть тысячу пациентов. Ближе к вечеру мы с Олегом, Ванькой и Сашкой, наконец-то, добрались до дома и заявились во всём параде белоснежных мундиров. Явление двух блудных сыновей с друзьями поверг домашних в лёгкое потрясение: маманя шлёпнулась в кресло, Лара прижалась к стене, а дед приосанился и разгладил согнутым пальцем несуществующие усы.
– Ну и ни хо-хо себе, – растерянно проговорил батя, наклонив голову к правому плечу, и потирая левой рукой шею.
– А вот и мы, покорители высоких широт и солёных ветров, – я широко раскинул руки, обнимая взвизгнувшую Лару, а ребята смущённо топтались за моей спиной.
После шикарного и оживлённого ужина Ванька с Сашкой ушли к нам в коттедж, а я остался у родителей. Бессонная ночь прошла незаметно, и утром мы с ребятами отправились в Орлиное Крыло, где на площади перед базой планировалось общее построение экипажей и прощание. Насколько мне было известно, в Порт-Надежде уже пришвартовались три десантных корабля в ожидании моряков.
Мы успели вовремя, и в ровном квадрате строя по праву заняли свои места.
– Отряд!.. Равняйсь! Смирно! – раздался зычный голос капитана Супрунова. – Товарищ вице-адмирал, экипажи линкора «Тур», балкера «Фортуна» и отряда торпедных катеров построены. Командир эскадры капитан первого ранга Супрунов.
– Здравствуйте, товарищи! – Фасад базы отразил громкий бас адмирала Авакянца.
– Здра жла тащ виц-адм-рал!! – грохнул ответ
– Поздравляю вас с завершением выдающейся и небывалой в истории уникальной операции! Ваша победа в Русско-Японской войне 1904 года – свершившийся факт, и всё, что вы сделали, войдёт в летопись русского флота. Я горд, что имею честь быть вашим современником. Слава вам, герои России! Ура!!
