Маленький городок Швайцбург в Передней Померании застыл в тревожном ожидании. До войны тут проживало чуть более тысячи человек, а сейчас не осталось и половины. Люди бежали от наступающей Красной армии. Министерство пропаганды пока работало. Немцы считали пришельцев с востока неотесанными и безжалостными дикарями, абсолютно неприученными к цивилизации.
В городке оставались только те, кому некуда было податься. Аккуратные разноцветные домики в стиле фахверк как-то съежились, вымерли улицы, мощенные брусчаткой, помалкивали люди и собаки.
Даже часы на городской ратуше сломались именно в тот день, когда два батальона 24-го стрелкового полка вошли в городок и заняли ключевые позиции. Следом за ними там появились саперная рота и взвод войск НКВД. Эти подразделения тут же занялись своими делами. Первое – разминированием различных объектов, второе – поиском диверсантов и прочей сомнительной публики.
Возвращаться в Швайцбург герои вермахта не собирались, откатились без боя, оставив городок в целости и сохранности. Линия фронта застыла на западе, километрах в восьми. Приключилась досадная заминка. Отстали тылы, вовремя не подвезли боеприпасы, и вот такая конфузия.
26 апреля советские войска взяли Штеттин, покатились дальше, вошли в Переднюю Померанию, приготовились к броску в Мекленбург, однако получили соответствующий приказ и встали. Три дня в этих местах царила непривычная тишина. На юге пылал Берлин, на улицах шли бои, не за горами центр города и рейхсканцелярия. Красноармейцы добивали фашистов в их логове, а здесь, на севере, все выглядело так, словно не было никакой войны. Солдаты вели себя прилично, мирное население не третировали.
Не сказать, что бургомистр встречал освободителей хлебом-солью, но очень волновался, растекался по древу, выпячивал свое якобы польское происхождение. Дескать, никакой я не немец. Командир полка подполковник Уфимцев раздраженно отмахивался. Ладно, не лезь. Кончилось ваше время. Однако будь любезен находиться поблизости, братец-славянин.
Конец апреля выдался погожим. Робко проклевывались листочки на деревьях, расцветали цветы на карнизах и подоконниках. Иногда по древней брусчатке прогуливались патрули. Штаб полка располагался на главной улице, в здании ратуши, увенчанном остроконечным шпилем. Парадный вход был закрыт, существовал лишь для красоты. В здание люди попадали, минуя узкий проезд и широкое пространство двора, вымощенное неотесанным булыжником. Здесь находились гараж, подсобные строения.
Несмотря на раннее утро, в бывшей конторе городского управления было людно. Гражданских чиновников сменили люди в погонах. Службы полка оккупировали первые этажи. Связисты протянули провода. Сновали часовые с автоматами.
Из открытых ворот гаража торчал проржавевший передок полуторки. Там возились механики. Один периодически запускал мотор, другой рылся под капотом, отпуская матерные замечания по поводу качества сборки легендарного отечественного грузовика.
На крыльце курили офицеры штаба, посмеивались, обсуждали вчерашних гостей, представителей союзных войск, нагрянувших в полк. Что они забыли в этой глуши? Два американца, столько же британцев, все с майорскими погонами. Такое впечатление, что на экскурсию прибыли. При них фотограф, тип весьма нервный, весь какой-то дерганый.
Сам комдив встречал их на фронтовом аэродроме, поил, кормил, впаривал небылицы, потом возил по населенным пунктам, освобожденным от фашистов, показывал, как нужно воевать. Иностранцы удивлялись. Мол, надо же, Красная армия идет вперед почти без разрушений, а в том же Мюнхене после наших налетов камня на камне не осталось.
С улицы въехал видавший виды «ГАЗ-64» с единственным пассажиром, он же водитель. Машина встала у крыльца, по соседству с трофейным «Хорхом», у которого почему-то отсутствовали передние колеса. Их временно заменяли стопки кирпичей. Машина досталась победителям в наследство от побитой германской армии. Когда это чудо техники обследовали саперы, колес там уже не было.