– Пусть катится ко всем чертям! Вконец оборзел! – Громогласные вопли отца прорвались сквозь пелену похмельного сна и обрушились на Глеба чугунным молотом.
Впрочем, воплями дело не ограничилось. Не успел Глеб прийти в себя после шумовой атаки, как мозг свело от холода и что-то потекло за шиворот.
– Камон, пап… – простонал Глеб и с усилием приоткрыл левый глаз. – Давай не сейчас…
Одного взгляда на отца хватило, чтобы понять: нет, разговор отложить не удастся. В такой ярости отец был лишь однажды – когда Глеба арестовали на Ибице несколько лет назад за порчу фонтана на городской площади. Ну… Как порчу. Несчастный случай. И вообще, у той машины явно были проблемы с управлением. Но теперь-то какая муха укусила отца? Да, вчерашние возлияния отбелили Глебу память, и что там стряслось на мальчишнике Макса, он не помнил, но знал наверняка: в Москве в феврале не найти ни одного работающего фонтана. Так что и психовать отцу, по идее, было совершенно не с чего.
Глеб вытер мокрое лицо одеялом и покосился на пустое ведерко для шампанского в руках отца. Ох, не к добру так вздулись его вены и побелели костяшки пальцев. Не станет же он бить этой жестянкой родного сына?.. И потом, двадцать пять лет – поздновато для порки, нет?
– Кирюша, ему плохо! – Мама встревоженно выглянула из-за отцовской спины. – Сынок, где у тебя аспирин?
– Не кирюшкай мне здесь! – отрезал Рудаков-старший и рывком сдернул с Глеба одеяло. Брови, припорошенные сединой, поползли наверх, отец потянулся к узлу галстука и как-то странно задышал. Шумно и хрипло, как Дарт Вейдер.
Тела своего Глеб с похмелья почти не чувствовал, а потому папиной реакции испугался не на шутку и резко присел, чтобы себя осмотреть. На первый взгляд все было в норме: ни ран, ни синяков, ни спонтанных татуировок. Глеб выдохнул с облегчением. Как-то он с друзьями накурился в Сеуле и набил себе на предплечье иероглифы, а потом выяснилось, что это строчка из меню местной забегаловки. Сводить было долго и больно. К счастью, теперь ничего нового на себе Глеб не увидел, если не считать нескольких пятен краски.
– Не парься, пап, это легко отмоется.
Но отец сжал побелевшие губы и кивком указал на соседнюю с Глебом подушку. На ней покоились женские ноги. И вроде бы в самом этом факте не было ничего жуткого, женских ног в Глебовой кровати перебывала уйма, причем некоторые из них вместе с хозяйками Рудаков-старший обнаруживал лично, пока не купил сыну отдельную квартиру, но эти… Они лежали себе ровнехонько, как в гробу. Неподвижные ноги в черных колготках и туфлях на каблуке.
Глеб вздрогнул. Версию с манекеном он отбросил сразу. Во-первых, до такого розыгрыша никто бы из его друзей не додумался, уж скорее сам Глеб подкинул бы кому-нибудь куклу ради хохмы. А во-вторых, слишком уж острыми показались ему коленки. Все же производители манекенов предпочитают более изящные формы. Поэтому пришлось признать: ноги на подушке принадлежат человеку. Вот только живому ли?
Как проверять пульс человека на запястье, Глеб видел в кино, а что делать со ступнями… Или лучше не оставлять отпечатки пальцев на случай, если это все же место преступления?
– Она хотя бы жива? – Глеб аккуратно потыкал лодыжку – ничего.
– Ты меня спрашиваешь?! – Рудаков-старший схватился за сердце. – Дожили! Теперь мой сын еще и убийца!
– Кирюша, твое давление… – заволновалась мама и вытащила из сумки плоскую коробочку с таблетками. – Давай мы сейчас подышим, валидол под язык…
