Максим закончил качать пресс и перешёл к отжиманиям на кулаках. Боль в повреждённой левой руке сразу же напомнила о себе, пронзив всё туловище мужчины и войдя в его мозг яркой белой вспышкой, но Максим не собирался уступать своему организму. Он стиснул зубы и продолжил выполнять упражнение.
Дверь в его палату (или камеру? или комнату? – Максим и сам не знал, как правильно именовать это помещение три на четыре, в котором он жил последние двадцать три дня) открылась, и внутрь, цокая своими высокими каблуками, вошла молодая шатли по имени Суана, одетая в белый медицинский халат, открывавший её прекрасные бирюзовые коленки.
– Полковник, что вы делаете? – воскликнула Суана, заметив отжимающегося Максима. – Вам же запретили нагружать руку. Немедленно прекратите!
– Ещё чего! – сквозь зубы ответил мужчина. – Моя рука в порядке, и я докажу, что могу вернуться в строй. Двести одиннадцать… двести двенадцать…
– В порядке?! – Суана вплеснула руками и, схватив шестипалыми руками Максима за плечи, попыталась оторвать его от пола. – Да у вас уже вся повязка в крови!
Максим, отжавшись очередной раз с шатли на плечах, скосил глаза влево. Действительно, белоснежные бинты, наложенные ему на плечо вчера вечером, уже приобрели бордовый оттенок, а по локтю стекала небольшая струйка крови.
– Вы правы! – произнёс мужчина, поднимаясь на ноги и придерживая приставленную к нему медсестру за плечи. – Пожалуй, руку стоит нагружать более осторожно…
– Наконец-таки! – закатила глаза Суана.
– … завтра сделаю не один подход по двести раз, а два – по сто! – закончил свою фразу Максим.
– Что?! – вновь возмутилась шатли. – Да вы в своём уме, полковник?! Вам вырастили новую руку. Причём по новой, неотработанной технологии. Мы даже не уверены, что человеческий организм благополучно перенесёт наше регенеративное восстановление.
– Но ведь я жив, значит, операция прошла успешно, разве не так? – нахмурился Максим.
– Реабилитационный период после такой операции составляет не меньше месяца. И то при благоприятных условиях, – пояснила Суана. – В общем, мне надоело ваше наплевательское отношение к соблюдению режима. Ещё раз увижу что-нибудь подобное – сообщу главврачу! – на лице Максима появилась лёгкая улыбка, и юная медсестра слегка смутилась. – Почему вы улыбаетесь? – спросила она.
– Вам кто-нибудь говорил, что вы – само очарование, когда злитесь? – произнёс в ответ мужчина.
Лицо шатли пошло фиолетовыми пятнами, словно пыталось слиться цветом с её длинными, до пояса, волосами.
– Нет, не говорил! – потупив взор, тихо ответила Суана. – Мне лишь недавно исполнилось восемьдесят циклов. До этого возраста женщинам шатли запрещено показываться мужчинам, даже родственникам.
Восемьдесят циклов шатли. В каждом цикле по три человеческих месяца. Стало быть, Суане, в переводе, двадцать людских лет.
– Я не знал об этом вашем обычае! – так же тихо ответил Максим, приподнимая кончиками пальцев подбородок девушки.
– Что вы делаете, полковник? – прошептала шатли, когда ловкие пальцы мужчины стали расстегивать пуговицы её халата.
– Сам не знаю! – ответил Максим, наклоняясь вперёд и касаясь губ медсестры своими.
Суана ответила на поцелуй робко, но затем осмелела и, проникнув своим язычком глубоко в рот мужчины, буквально присосалась к его губам. Её руки тем временем быстро нашли все молнии, застёжки и пуговицы на рубашке и брюках полковника, и вскоре он стоял уже в одних трусах, обнимая абсолютно обнажённую шатли, избавившуюся от своего халата так же ловко, как и Максима от его одежды.
– Постой! – спустя какое-то время с трудом выбрался из объятий Суаны Максим. – Я, конечно, могу надолго задержать дыхание, но твои вторые лёгкие дают тебе огромную фору! – и он нежно погладил четыре слегка подрагивавших кожных пластины на шее шатли.
