– Кефир, фу!
Кто бы меня слушал… Да я сама себя не слышала! В ушах стоял какой-то дурацкий звон, ноги подгибались, сердце колотилось. А в голове только одна идиотская и неуместная мысль: «Да, я не Гай Юлий Цезарь!» Потому что он-то бы мог всё это вынести. Ну, то есть делать сразу несколько дел одновременно этот дядя умел. А я… А что я? Ну, попробуйте не уронить из рук таз с только что постиранным бельём, удержать другой рукой рвущегося в бой мейн-куна и при этом не хлопнуться в обморок. Никогда за мной такого желания – я про обморок! – не водилось, а сейчас очень хотелось. Зачем, спросите вы?
Так, обо всем по порядку.
Я пришла с работы в умеренно затраханном состоянии, которое смягчало только то, что сегодня пятница, и на выходных у меня нет – аллилуйя, в кои-то веки! – дежурства. Целых два дня выходных. Роскошь же? Роскошь! Но я по привычке стала шуршать по дому. А может, не по привычке, а чтобы уж сегодня всё переделать, а завтра – завтра, в субботу! – ничего не делать! Только спать, спать, спать… Потом валяться, валяться, валяться… Пока голод не припрёт. И только после этого встать и пойти в магазин. А то и совсем податься во все тяжкие – и заказать какую-нибудь доставку и вообще носа из дома не казать. Ради таких радужных перспектив стоило после трудового дня вечером в пятницу шуршать по дому, согласитесь? Вот я и шуршала. Загрузила стиральную машину форменной одеждой, перемыла посуду, пол тоже попался под горячую руку. Кефир предусмотрительно наблюдал за моей суетой с дивана, периодически неодобрительно потряхивая кисточками на ушах.
В общем, когда я, выгрузив в красный пластмассовый таз содержимое стиральной машины, состоящее преимущественно из моих рубашек, штанов и носков, вышла на балкон, дабы развесить белье – на улице догорал долгий июньский день.
И если бы только он! Прижавшись к стене дома, в лучах закатного солнца на моем балконе загорал какой-то нудист! Натурально нудист! Из одежды на парне были только смарт-часы и тату на груди. Самое ценное он прикрывал ладонями обеих рук и смотрел на меня совершенно ошалевшими глазами. А я – на него. И тут с низким утробным урчанием, от которого даже у меня волоски на руках дыбом встали, мимо моих ног протиснулся Кефир.
Ну, а дальше… Дальше я подумала про Гая Юлия. Потому что одной рукой я ловила таз с мокрым бельём, другой – тринадцатикилограммового мейн-куна, и при этом пыталась сохранить сознание, которое пока плохо справлялось с фактом наличия на нашем с сознанием и подсознанием балконе голого мужика и орало: «Маньяк! Насильник! Извращенец!»
Маньяк-насильник-извращенец при виде Кефира забился в угол балкона и явно из последних сил пытался мимикрировать – вмазался в стенку, практически вошел в нее, растворился и слился с облицовочной плиткой. Но рук при этом с паха не убирал, видимо, полагал, что Кефир в первую очередь вцепится именно туда. А я ничего не полагала, я бросила в другой угол балкона таз с бельём и попыталась уже двумя руками оттащить мейн-куна, который почуял соперника на своей территории.
Тишину нарушало только моё пыхтение, шипение Кефира и птички. Да-да, птички! Непонятно, какого чёрта на дереве рядом с домом вечером расчирикались пичуги? Наверное, они, в конце концов, и отвлекли внимание Кефира, и я сумела-таки вытолкать разъярённого кота за балконную дверь и закрыть ее.
Кефир тут же прыгнул в комнате на подоконник, уставился на меня ярко-желтыми глазами и осуждающе затряс кисточками на ушах. Ладно, с обиженным мейн-куном, который, по мнению моей маменьки, мне вместо мужа и только мужиков распугивает, я разберусь потом. У меня сейчас маньяк-насильник-извращенец на повестке дня первым пунктом!
