Мы вылетели из Москвы в начале холодного октября, а через несколько часов оказались в жаркой Африке. Видимо, из-за переживаний мама забыла меня переодеть, и я еще долго тихо плавилась в куртке и джинсах. Я не замечала жары, глазея на разноцветную толпу, заполнившую аэропорт.
– Мама, как называется этот город?
– Алжир.
– Нет, это страна так называется, а город?
– И город Алжир, и страна Алжир, – ответила мама.
– А почему?
– Так получилось, – мама нервничала.
В аэропорту нас не встретили, но мама нашла российского представителя, тот связался по телефону с посольством, и за нами приехал Гена. Он так и представился, по очереди пожав руки мне и маме.
Гена выглядел потрясающе в ярко-желтой рубахе и рыжем замшевом костюме, я просто замерла от восторга. Он был такой яркий, необычный, совсем «не русский».
Раздела меня мама только в машине, когда Гена вез нас в посольство. А точнее, в дом, где располагался комитет российских специалистов.
Мама стаскивала с меня многочисленные одежки, время от времени растерянно кивая в ответ на вопросы-утверждения золотисто-желтого вкрадчивого Гены. Мама ему определенно нравилась, и он переживал за нее больше, чем она сама. Смущаясь, он сказал, что мама «непременно должна взять у него денег, ведь у нее нет, а мало ли что может понадобиться…». Я неотступно следила за ним, и Гена смущался еще больше. Мама спасла его: спокойно взяла деньги, поблагодарила за помощь и обещала вернуть, «как только приедет муж».
Я поняла только, что папе позвонили и что-то напутали со временем нашего прилета.
Гена привез и поселил нас в большом белом доме с террасой. Дом стоял прямо над морем, над обрывом. Внизу, среди густой зелени, виднелись многочисленные крыши других домов, а дальше, на темном аквамарине, в дымке стояли большие корабли.
– Там порт, – сказала мама.
– Это море? – спросила я.
– Да, Средиземное.
– А когда приедет папа?
– Завтра.
На втором этаже уже жили русские, а нас разместили на первом.
Я пробежала по темным нежилым комнатам, заставленным чужой мебелью, и спросила у мамы:
– Мы будем здесь жить?
– Наверное, – ответила мама и почему-то вздохнула.
А мне понравилось!
Я сразу отправилась на разведку и увидела незнакомую девочку, она стояла на веранде и, перегнувшись через перила, с любопытством меня разглядывала.
Она показалась мне очень красивой в своем пышном сарафане и открытых шлепанцах с розами. Розы были как настоящие, я сразу же захотела такие же шлепанцы и сарафан. Еще у нее были длинные светлые прямые волосы и очень симпатичное личико. Девочка встряхнула головой, отбросила волосы на плечи и произнесла нараспев:
– Приве-е-ет… Ты ру-у-сская?
– Русская! – обрадовалась я.
– Меня зову-у-т На-а-стя, а тебя?
– Ира…
– Поднимайся ко мне, – предложила Настя.
Я взбежала по лестнице и подошла к ней. Отсюда море было видно еще лучше.
– Ух ты! – восхитилась я.
– Здорово, да-а? – спросила Настя. Она повернулась и оперлась спиной о перила веранды.
Она мне очень нравилась, хоть и задавалась немного.
– Пойдем, я познакомлю тебя с мамой, а потом все покажу.
Ее мама лежала в шезлонге, подставив солнцу лицо. Она казалась усталой, но все-таки поздоровалась со мной и спросила, откуда я приехала.
Потом мы с Настей исследовали участок вокруг виллы, огороженный высокой проволочной сеткой. На сетке висели чумазые оборванные «арабчата», так ее мама назвала алжирских детей, они галдели и показывали на нас пальцами.
– Не обращай внимания, – дернув подбородком, высокомерно произнесла моя подружка.
Она демонстративно отвернулась от дергающих сетку детей и сделала вид, что рассматривает пластиковые розы на своих шлепанцах. Я тоже стала рассматривать ее шлепанцы.
