– Что это? – требовательный вопрос Анны Николаевны несколько раз отразился от стен директорского кабинета, прежде чем стихнуть окончательно. – Я тебя спрашиваю, Демидов, что это за дрянь?
«Ну, всё, – подумал Сашка Демидов, тоскливо оглядывая увешенные дипломами стены. – Теперь Ма в школу вызовут. Однозначно».
Он набрал в грудь побольше воздуха и, перейдя к изучению измазанных глиной кроссовок, выпалил:
– Рогатка!
– Простая рогатка? – Голос Анны Николаевны крепчал, как шторм, и уже достиг девятибальной отметки. Директриса взяла со стола странное переплетения резинок и ремней и принялась вертеть его в подрагивающих от возмущения руках.
– Не простая, а боевая, – вздохнул Сашка. – В интернете чертежи были…
– Умелец! – не выдержала Юлия Ивановна, пожилая «химичка» и бессменный классный руководитель 7 «а», трагическим жестом прикрывая рукой глаза. – От тебя одни неприятности, Демидов! Сегодня из рогатки по одноклассникам стреляешь, завтра в школу автомат принесёшь…
– Да я ж только по банкам! – возмутился вольный стрелок. – Кто виноват, что этих двух придурков чёрт принёс на наш «огород»? Да, и не попал я в них. Если бы попал, сейчас со мной в другом месте разговаривали бы. У этой рогатки убойная сила – ого-го! Алюминиевую банку насквозь прошибает!
– Демидов!!! Прекрати немедленно! Ты просто Франкенштейн какой-то!
Терпение Анны Николаевны иссякло, как карманные деньги после выходного, и она, швырнув рогатку на стол, нависла над нарушителем школьного спокойствия, как айсберг над «Титаником». Правда, получилось это плохо – в свои тринадцать лет Саша Демидов лишь немногим уступал директрисе в росте.
– Ты на себя посмотри, Демидов! – поддержала начальство Юлия Ивановна. – Разгильдяй разгильдяем! Под глазом «фонарь» светит не хуже лампочки Ильича, руки все в порезах… Ты просто социально опасный элемент!
«Да не я социально опасный элемент, а ваш любимчик Панечкин, – подумал Сашка и едва удержался, чтобы не выдать это вслух. – Он, между прочим, на позапрошлой неделе пытался получить гексаген в школьных условиях. Вот химлаборатория и загорелась, а вся школа теперь копотью дышит».
– Значит так, Демидов. – Анна Николаевна прошествовала к своему начальственному месту и осторожно опустилась в кресло, как будто подозревала, что «социально опасный элемент» успел незаметно подложить на него кнопку. – Мать в школу. Завтра же!
– Так ведь завтра воскресенье, Анна Николаевна. – Сашка посмотрел на директрису глазами заболевшей чумкой собаки и, переведя взгляд на «классную», добавил: – Вы уже и по воскресеньям работаете? Как МЧС?
– Поговори мне ещё, Демидов! – Директриса не знала, куда деть руки, явно желающие отвесить подзатыльник не в меру строптивому ученику. – Думаешь, если мать тебя одна воспитывает, то и управы на тебя нет? Безотцовщина…
– И от кого она только тебя рожала? – поддакнула химичка, протирая старомодные очки. – От уголовника? А с виду интеллигентная женщина…
Кровь, застучавшая в висках Саши Демидова, на минуту заглушила все внешние звуки, а потом резко отхлынула от лица. Бледный, он метнулся к столу и, схватив рогатку, бросился к двери.
– Сами вы… уголовники! – выпалил он уже с порога и, не обращая внимания на возмущённые крики «обожаемых» педагогов, пронёсся по коридору по направлению к выходу.
Когда ненавистный директорский кабинет остался за тремя поворотами, Демидов сумел немного притормозить и разжать стиснутые зубы. Боль, обида и ненависть попеременно вспыхивали в душе, как цветные лазеры на танцполе. Какое они имеют право? Это только его, Сашки Демидова, личное дело: безотцовщина он или отцовщина!
Сашка с разгону пролетел мимо скучающего охранника и, с силой толкнув тяжёлую входную дверь, выскочил во двор. Где и попал прямо в распростёртые объятия десятиклассника Коляна Жмыги, неспешно возвращавшегося в школу после пятиминутного перекура в сопровождении трёх верных прихлебателей.
