Засекреченный военный бункер Резервной Базы Анклава, Столичная Пустошь (бывш. Вашингтон, округ Колумбия), 2-35 ночи.
Профессор Энн Борхарт напряжённо, не мигая смотрела в экран монитора, стоявшего перед ней на рабочем столе. Небольшое помещение её личного кабинета, находившегося на третьем – самом нижнем уровне убежища Анклава, запрятанного глубоко под землю, было погружено в полумрак. Свечение экрана мертвенно бледным светом озаряло её лицо, ещё больше заостряя и без того угловатые черты. От напряжения, которым буквально была пронизана фигура мадам Борхарт, её бледно-розовые, словно бескровные, плотно сжатые губы превратились в одну тонкую полоску. Глаза же, из-за выражения которых профессора за спиной называли гремучей змеёй, напоминали мёртвые, неподвижные глаза механической куклы. Весь облик учёной являл собой эталон сдержанности и аккуратности. Никаких излишеств в одежде и причёске, полное отсутствие украшений. Безупречно выглаженный, без единой складки накрахмаленный медицинский халат с логотипом организации, пришитым на левой стороне груди, застёгнут до самой верхней пуговицы. Разбавленные изрядной долей седины волосы собраны в тугой пучок на затылке, узкие серые брюки, на ногах строгие туфли. Ни следа какой-либо косметики на лице. Жилище профессора Борхарт, расположенное там же, где и её рабочий кабинет – то есть на третьем уровне убежища, было под стать своей хозяйке. Каждая вещь на своём месте, идеальный порядок во всём, ничего лишнего.
По экрану монитора непрерывно бежали строчки, состоявшие из множества цифр и буквенных обозначений. Они составляли комбинации и построения, распознать смысл и значение которых постороннему наблюдателю было бы решительно невозможно. Но мадам Борхарт прекрасно разбиралась во всей той абракадабре, что поступала к ней с экрана. Минуты текли, профессор всё так же сидела за столом, неподвижным взором уставившись в монитор. Но вот движение цифр прекратилось. Появился мерно мигающий значок загрузки, призывающий немного подождать, и на экране всплыла надпись, прочитав которую Энн Борхарт мгновенно растеряла всё своё хвалёное хладнокровие. Раздражённо хлопнув ладонью по столешнице, да с такой силой, что из стоявшего рядом с монитором пластикового стаканчика выпали и покатились в разные стороны несколько карандашей, женщина выдала тираду, от которой покраснела бы пропахшая дешёвым виски бригада грузчиков. Профессор рывком вскочила, с шумом отодвинула в сторону стул и стремительной походкой пересекла пространство кабинета, резко остановившись у входной двери. Ткнув пальцем в кнопку интеркома, она прорычала в микрофон, отчего у человека на другом конце провода буквально душа ушла в пятки:
–Дженкинс! Дженкинс, мать твою, ты меня слышишь?!
–Д-да, мэм, да – я вас внимательно слушаю, – пулей подскочив к интеркому и растеряв по полу крошки, попавшие ему на штаны с сэндвича, который он с наслаждением поедал за минуту до того, как динамик заговорил голосом профессора Борхарт, дрожащим тоном проблеял главный научный сотрудник.
–Ты видел результаты?
–Да, мэм, я только что…
–Ты ничего не хочешь мне сказать? – голос Борхарт не предвещал ничего хорошего и Дженкинс сжался, словно в ожидании удара. От страха на его темнокожем лице проступили капельки пота. Собравшись с мыслями, он уже открыл было рот, собираясь ответить, но профессор не дала ему этого сделать:
–Что-нибудь известно о нашей сладкой парочке? Есть что-то новое?
–Да, да – есть, – сбивчиво затараторил заместитель, запинаясь на каждом слове. – Мы… то есть я…
–Успокойся, Линкольн, – голос грозной начальницы чуть снизил градус напряжения. – Давай, докладывай.
–Поступили данные со спутника-шпиона, мэм. Активировалась система боевых имплантов у нашей подопечной. Их излучение посылало импульсы в пространство совсем недолго, но этого времени хватило, что бы спутник засёк сигнал. Проект «Сияние» и предположительно второй интересующий нас человек сейчас в океане…
