Аудун стоял на вершине невысокого утеса, кутаясь в плотный шерстяной плащ, колючую поверхность которого планомерно оккупировали невесомые белесые хлопья, первые в этом году. На самом деле, ему было плевать, когда в этом сезоне впервые пошел снег – сегодня, вчера или месяц назад. Хотя месяц назад его здесь еще не было.
А где это – здесь? То был первый вопрос, который он задал себе, очнувшись посреди бело-желтой скупой на растительность равнины между Тёнсбергом и Осгордстранном. Тогда он сам был неотличим от пейзажа вокруг – так же гол, холоден и неприветлив.
Рядом с его едва не окоченевшим телом обнаружилась каменная крупа, судя по характерным очертаниям сохранившегося остова немногим ранее представлявшая собой рунный камень. Аудун сделал это наблюдение походя, и тут же отбросил в глубины памяти с глаз долой. Потому что оно лишь привносило в и без того спорную ситуацию ворох новых вопросов. Почему здесь? Почему сейчас?
Для человека его навыков мало что могло стать серьезной проблемой, однако ж таковая нашлась, и это было вовсе не отсутствие одежды и оружия в скованном хладом краю, где ходить без ножа за поясом было равносильно изощренному самоубийству. Реальной проблемой было отсутствие клыка, который он все время таскал на шее, чтобы блокировать свой дар (или все же проклятие? сам он давно бросил попытки понять это).
Согласитесь, не так то просто раздобыть клык последнего дракона! А вот вернуть свое – гораздо проще. Аудун знал, что появился здесь в одежде, при своем зачарованном клинке и с клыком на шее. Но кто-то воспользовался его беспомощностью, пока он лежал в отключке, и обобрал до нитки. Благо, хоть не убили (Аудун уже не был уверен в своих силах, и могло статься, что теперь он перенял от смертных и эту глупую привычку – умирать от пары дюймов кованой стали, застрявшей меж ребрами).
Рунный камень стоял недалеко от тракта, выбравшись на который он сразу встретил крытую телегу торговцев. Точнее – обычных фермеров, но с приходом осени, когда урожай собран, а сено для скота заготовлено, здесь каждый становится торговцем. Или воином, хотя одно едва ли мешает другому, такой уж это народ.
Торговцы по доброте душевной выдали ему льняные штаны с рубахой, шерстяной плащ и даже пару саржевых обмоток. Большего предложить не могли, но продрогший странник со странным блеском в медовых глазах и на том был искренне признателен этим немногословным людям со светлой обветренной кожей и бесконечной усталостью в глубине выцветших серо-голубых глаз. Именно тогда он назвался Аудуном, даже не подумав, насколько хорошо это имя ему подходит.
Он пошел с торговцами в Тёнсберг, по пути из одолженного лука прикончил двух взрослых лис, споро освежевал тушки. Мясо отдал торговцам в благодарность, а шкуры и клыки на входе в город выменял на неброскую кожаную обувку, вылинявшую верхнюю рубаху и тонкий пояс, простенький – без накладок и разделительных колец.
В местной корчме сыграл с подпившим хускарлом в хнефатафл и выиграл у него два латунных кольца, железный браслет и кружку меда (а еще – полный бессильной ярости взгляд и проклинающую вису в спину). Походив по городскому рынку, быстро прикинул местные дефициты, начал обмен. Браслет на два брактеата, брактеаты на монету, пришедшую с далекого востока, за которую смог получить ящик свежей рыбы. Рыба ему… ну совсем не была нужна, зато ее удалось сменять торговцам, только что прибывшим из глубины материка, на меховую накидку средней поношенности.
Накидка была женская, но пришлась кстати одному не в меру романтичному (и совсем уж не в меру пьяному) хирдману, который отдал за нее великолепной работы скрамасакс. Боевой нож Аудун сменял на пару колец и новый пояс, теперь уже – с дюжиной накладок и филигранным охвостьем. В итоге, к середине дня, человек, с утра не имевший даже имени, выглядел уже как зажиточный торговец или удачливый хускарл, прослуживший ярлу ни один год и изрядно повоевавший за его здравие с данами и свеями.
