Порой сердца переполняют
Надежды, тайные мечты;
Когда секрет их раскрывают,
Шарлотта Бронте, «Вечерние утехи».
Дом пастора в Хоэрте, декабрь 1851
Плотнее закутавшись в шаль, Шарлотта передвинула подставку для письма и вновь обмакнула перо в чернила. Но, как это случалось уже не раз, рука зависла над чистым листом, словно писать было немыслимо в лишенном радости доме.
Стояла тишина, даже огонь в камине горел бесшумно и тускло. Папа́ был у себя в кабинете, как и почти всегда в последние дни. Табби с Мартой ушли на кухню запереть окна и двери на ночь, хотя часы на лестнице показывали всего семь. Темнота уже навалилась на маленький дом снаружи и со скрипом терлась тяжелой шкурой о стекла. В трубе громко выл ветер, но Шарлотта слышала лишь молчание. Чувствовала лишь пустоту. Знала лишь утрату.
Любимого пса Эмили, Кипера, тоже не было, никто не нарушал тишину сопением и лаем, не тянул Шарлотту зубами за подол. Зато она больше не видела его глаз, когда пес, услышав, что открывается дверь, смотрел на нее с мольбой и надеждой – вдруг войдет хозяйка; да и сама Шарлотта, почувствовав свежую струю воздуха из передней, не оживлялась, зная: Эмили не вернется с прогулки по пустоши. О, как ей не хватало их былого товарищества и поддержки, которые, как казалось раньше, будут с ней всегда!
Как недавно и в то же время неизмеримо давно кончилось то время, когда она делила с сестрами и братом не только отцовский кров, стол, но и всю жизнь. Здесь они говорили, писали, любили и раздражали друг друга так неистово, что весь мир, казалось, почтительно отступил, ожидая, когда же они насытятся обществом друг друга.
Здесь они смеялись и спорили, пока Шарлотта писала «Джейн Эйр», а ее сестры – свои романы, и никто не догадывался тогда, какие бури и невзгоды ворвутся вскоре в их скромную, незаметную жизнь. Теперь, когда Эмили, Энн и Бренуэлл отошли в лучший мир, существование в одиночестве стало для Шарлотты обузой.
И все же…
Уголки рта Шарлотты изогнулись в слабом подобии улыбки, когда она стала вспоминать приключения, которые выпали на их долю, тайны, которые они раскрыли, и секреты, которые они сохранили.
По обе стороны океана, в светских гостиных Лондона и на званых вечерах Нью-Йорка, только и разговоров было, что об «этих сестрах Бронте», которые осмелились показать в своих романах таких страстных и гордых героинь. Сначала многие усомнились, что так писать о женщинах могли мужчины, позже, когда псевдонимы были раскрыты, другие наотрез отказались верить в то, что авторами этих книг были женщины, ибо что могут они знать, тем паче рассказать о жестокости и беспросветном мраке?
В который уже раз Шарлотта улыбнулась, думая о том, как мало знали о них эти люди. Как далеки от истины были их представления о ней и ее сестрах.
Сестры и брат умерли. И никто не знал их так, как Шарлотта. Ни одно воспоминание обо всем страшном и необычном, свидетелями чего им довелось стать, не было доверено бумаге, а письма, которые могли бы пролить свет на их приключения в поисках тайны и ключа к ней, Шарлотта своими руками предала огню, все до единого.
И когда, по бесконечной милости Создателя, Шарлотта отправится на встречу с сестрами и братом, все произошедшее с ними в то волнительное и славное время – последние годы, которые они провели вместе, – умрет с нею. Никто никогда не узнает об их приключениях. О том, что за тонким стеклом, дрожавшим в оконной раме при каждом порыве ветра, она видела все человечество, которое мчалось вперед со скоростью урагана, увлекаемое вихрями жизни и смерти. И все его тайны, даже самые мрачные, были перед ней как на ладони, главное – знать, куда смотреть.
