Утром по моей кухне пронесся ураган, и имя ему было Джастин.
Я вздохнул, окидывая взглядом последствия завтрака моего квартиранта. Что за муха укусила мальчишку?
На обеденном столе стоял открытый пакет молока, рядом с ним – тарелка, ложка и коробка хлопьев, которую Джастин тоже не потрудился закрыть. Часть хлопьев рассыпалась по столу. Капли молока поблескивали вокруг тарелки и блюдца с недоеденным тостом.
На кухонном столе уныло черствела забытая буханка и грелась в лучах солнца масленка. Два куска хлеба тосковали в тостере: судя по виду, Джастин не удосужился их поджарить. Я поднял газету, лежавшую возле раковины: парень умудрился залить ее водой. Хорошо, что я успел проглядеть новости – теперь все страницы слиплись.
Несколько секунд я молча смотрел в окно, пытаясь успокоиться. Потом снова оглядел кухню. Ладно, может, не ураган. Назовем это небольшим тропическим штормом. Я же не из тех маниакальных чистюль, что сходят с ума при виде малейшего беспорядка.
Нет, как и большинство мужчин, я могу жить в беспорядке, но мне гораздо больше нравится, когда в доме чисто и вещи лежат на своих местах. Впрочем, раздражаться по пустякам тоже не дело.
Наверное, Джастин просто торопился к первой паре. Хотя кампус Афинского университета всего в трех кварталах от моего дома, так что бегом он мог добраться за пять минут.
Такое поведение было на него не похоже – вот что беспокоило меня в первую очередь. Этот восемнадцатилетний парень уже пару месяцев снимал у меня квартиру и обычно убирал за собой. Но последние несколько дней он завел привычку разбрасывать вещи по всему дому и оставлять бардак на кухне.
Возможно, стоило ожидать чего-то подобного, когда я отступил от своего железного правила касательно квартирантов. Три года комнаты в моем доме сдавались только студентам старших курсов: они были настолько заняты учебой, что не причиняли никаких неудобств. Я крайне дорожил своей тихой размеренной жизнью, а Джастина пустил, желая оказать услугу старой подруге. Мы с его матерью, Джулией Уордлоу, знали друг друга со школьной скамьи и вместе учились в университете. По словам Джулии, Джастин, ее единственный сын, был не готов к суровой жизни в общежитии. Она хотела, чтобы первый год учебы он провел в спокойной домашней обстановке. После того как Джулия мне всю плешь проела, я практически почел за честь принять под крыло ее драгоценного отпрыска.
Тычок мощной лапы отвлек меня от невеселых раздумий. Я посмотрел вниз, и Дизель, мой двухлетний мейн-кун, сочувственно мурлыкнул. Потом убрал лапу с моей ноги и моргнул.
– Знаю, Дизель, – я покачал головой. – У Джастина определенно проблемы, иначе он не стал бы так себя вести.
Дизель снова мурлыкнул – многие мейн-куны не мяукают, как обычные коты, предпочитая издавать иные забавные звуки, – и я наклонился, чтобы его погладить. Он все еще ходил в летней шубке, мягкой, как пушок. Загривок и хвост пока не топорщились шерстью, которая будет греть его в грядущие холодные месяцы. Кисточки на ушах жизнерадостно торчали вверх, пока кот смотрел на меня, терпеливо ожидая продолжения разговора.
Дизель был серой масти с темными подпалинами; в свои два года он весил около двенадцати кило и еще не достиг кошачьей зрелости. Несмотря на мощную шею и внушительную мускулатуру, мейн-куны выделяются среди собратьев крайним миролюбием. И Дизель полностью соответствовал характеру своей породы.
– Придется поговорить с нашим жильцом, – сказал я наконец. Дизелю нравился Джастин; кот часто навещал его комнату на третьем этаже. – Только представь, что сделает Азалия, если зайдет как-нибудь утром на кухню и обнаружит вот
