– Игорь, ну скоро?
Она очень юная, очень хорошенькая и очень пустенькая. В блестящих узких брючках, красной кофточке, с волнистыми золотистыми волосами, причем и волны, и золото – все искусственное, а вот молодость… Ей и двадцати нет, и тут уж без подделки. Капризно надутые губы, здоровенный телефон, в который она постоянно пялится, вытягивая губы уточкой, а когда говорит, то намеренно слегка шепелявит – возможно, ей кажется, что это мило.
– Киса, подожди еще немного. Хочешь, в кафе посидим? Там есть мороженое.
Ему тоже кажется, что шепелявит она мило.
Вика презрительно поморщилась и нырнула за машину, поправив бейсболку – козырек полностью скрыл ее лицо.
– Придорожная забегаловка с оригинальным названием «У Алены». Ты меня еще в ларек поведи, шаурму есть. Лучше поторопи их, чего они возятся.
Он не изменился. Все та же гордо посаженная голова с профилем античной статуи, все те же светлые волнистые волосы – длинные, до плеч, собранные в пучок пижонским кожаным шнурком, а Вика точно знает, что под шнурком обычная резинка. Все те же синие миндалевидные глаза и четко прорисованная линия губ… Когда все стояли на раздаче в очереди кто за чем, этот парень успел три раза постоять за красотой, и три раза ему отсыпали сверх меры. И его сорок два года совершенно не очевидны.
– Девушка, вы долго еще?
Вика наклонилась совсем низко к переднему бамперу и полировала его ветошкой, делая вид, что спрашивают не ее.
– Девушка, я к вам обращаюсь!
– Чего вы орете, мужчина? – Из комнаты кассира выглянула Лидия Васильевна, кассирша. – Уже заканчивает, не видите, что ли? Идите в кассу и рассчитайтесь, вместо того чтобы кричать. Что за народ, им стараешься как лучше, а они только орать горазды. Быстрее вам никто не сделает, нешто не знаете.
Вика рада, что он не узнал ее. А вот машина узнала. Открыв дверцу водителя, Вика принялась вытирать руль. В машине пахнет совсем не так, как когда-то.
– Девочка моя.
Вика погладила руль, понимая, что ведет себя глупо – но это она, ее родная машинка.
Теперь в ней ездит какая-то капризная «киса» и этот.
Вика давно уже не называла его по имени, даже в мыслях – просто «этот». Потому что никакого названия данному индивиду придумать просто не могла, а потом стало уже все равно, и вот теперь снова всколыхнулось, потому что вот он – этот, с какой-то разрисованной «кисой», на ее машине.
Вика нежно погладила руль и захлопнула дверь. Это уже не ее машина, не ее жизнь, все двери перед ней закрыты. Остались только вот эта экспресс-мойка и куча тряпок разного калибра.
– Смотри, смотри же, сколько малины! В лукошках! А лукошки тоже продаются? Купи мне, я хочу малины!
– Малина не продается. – Лидия Васильевна оттеснила «кису» от столика с ягодами. – Это мне родственница привезла, буду идти домой – заберу.
– Да ладно вам, продайте лукошко – я хорошо заплачу.
Он тянется в карман за деньгами, а Лидия Васильевна темнее тучи.
– Сказано – не продается! Или вы, господин хороший, слов не понимаете? Помыли вам машинку – езжайте с богом, капризы вашей дочки мне здесь ни к чему, дома пусть капризничает. Распустили детей, а ведь девка-то не маленькая, и все туда же – хочу, и все. Она у вас, случайно, на пол не падает ногами дрыгать, если не получает того, чего хочет?
Вика хохочет, спрятавшись в чулан с ведрами. Ай да Лидия Васильевна, вот ведь нашла чем уесть – ему такие слова как серпом по яйцам, особенно сейчас, когда он сделал себе первую подтяжку – уж она-то это хорошо видит.
И он всегда любил девочек помоложе, но эта «киса» совсем уж на грани уголовной статьи.
Он поспешно влез в машину и уехал, забрав с собой кису. На ее машине.
