1ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ХРОНИКА МУЖСКОГО ТЩЕСЛАВИЯ
Жизнь человеческая – ложь. За всякой улыбкой
таится зевота, за всяким восторгом – проклятие,
за всяким удовольствием – отвращение, а от
сладкого поцелуя остается на губах томящая
жажда новых наслаждений.
Г. Флобер
Люди навсегда привержены к тому времени, когда их любили, а, главное, когда они любили. Я принадлежу к прошлому – такому понятному, простому и бесконечно близкому, но безвозвратному, недосягаемому и скраденному ветхой памятью. Прощально-обстоятельный восторг воспоминаний воскрешает все оттенки мужской радости, где главный персонаж, сильно смахивающий на автора, на протяжении всей жизни много и охотно пьет и занимается любовью с множеством женщин. Роман состоит из цепочки новелл, где сочинитель, похоже, задался целью совратить своего героя. Он отметился тем, что чувствовал, видел, слышал, и распоряжался не только своей жизнью, но и жизнью окружавших его женщин. А чем, собственно, шалопайские шараханья юности хуже горьких прозрений зрелости? И то, и другое было в нашей жизни. Текст от «я», на мой взгляд, в данном случае более уместный – у читателя не возникает сомнения, что писатель мог видеть то, что описывает. Богатство впечатлений, воспринимаемых мною, было огромным, но они почти все располагались на поверхности физического тела, само же «я» – где-то в середине, глубоко укрытое и не всегда внятно обозначенное в оценке тех или иных событий или людей. В романе запечатлено мужское начало, и не только в животно-биологическом контексте, но и в попытке – пусть не всегда удачной – найти свой нравственно-духовный мир. Смело, порой дерзко, соединяя высокое с низким, необычное с будничным, иногда (по понятным причинам) заходя в Зазеркалье, но будучи предельно откровенным, я, надеюсь, войду в твою зону доверительности, мой читатель.
И всё же роман о любви. Любви начальной и любви зрелой, любви плотской, земной, и любви платонической, всякой. В любви раскрываются герои романа, и её краски становятся разными по цвету, колориту, насыщенности. В произведении мы увидим скопление мыслей и чувств, порой неподвластных здравому смыслу, и, в то же время, прикрытых маской повседневности.
Любовь можно назвать
трижды вором – она не спит,
смела и раздевает людей догола.
Диоген.
Если вы не знаете Юлиану Краснополянскую, то вы не видели оставшихся в живых красивых женщин. Можно посвящать трактаты о красоте Елене Прекрасной, ломать руки от тщетности увидеть в здравии принцессу Турандот и, пополнив запасы валидола, рыдать о безвременно ушедшей в мир иной царице Савской. Увы, эти светочи и образчики чарующей дамской красоты давно пересекли Стикс. Но Юлиана Ивановна-то, слава Богу, жива! Хотя ей уже тридцать лет. Как я сочувствую мужчинам, не видевшим воочию госпожу Краснополянскую (и втайне злорадствую). Мне, восемнадцатилетнему юнцу, и то понятна мощь и виртуозность первой красавицы курортного городка Геленджика. А уж представляю трепет и вожделение зрелых мужей и параноидальных ловеласов. Юлиана Ивановна хрупкая трепетная брюнетка. Короткое каре с кокетливым хохолком на очаровательной головке подчеркивает строгость и едва уловимую вульгарность, которые вкупе образуют тот самый женский магнетизм, от которого постанывают словно спущенные с цепи мужчины, постоянно вьющиеся подле ее кабинета. В глазах женщин, обладающих повышенным либидо, заманчиво-зловеще полыхают рубиновые огоньки. Светильники женской притягательности находятся в глубине очей и скользящим взглядом мужику-обывателю этих факелов порочности не узреть.
