Тусовка удалась. Ничего не скажешь. Бутылки «Медока» никто и не считал. Пострадали два пузыря с портвейном десятилетней выдержки. Вика добралась до «Вдовы Клико». Хорошо еще, что до папашиного виски ничьи шаловливые ручонки не дотянулись. Весело, значит, но без эксцессов. Траву здесь не курят, у меня такие правила. Кому не нравится, не приходите. Вот так. Но хотят прийти все. Не всех, правда, зовем. Лохам вход воспрещен. Это тоже часть моих правил.
В доме уже почти никого. Расходиться начали потихоньку еще час назад. Уносить никого не пришлось – и на том спасибо. Впрочем, все знают, что размазней здесь не любят. Если у кого голова слабая – пусть дома сидит, мультики смотрит. Эта тусовка не для них. Дурацкое слово «тусовка». Хотя, как это еще назвать? Вечеринка для друзей? Но здесь практически нет друзей. Пожалуй, только Дэн. Все остальные… Как бы это определить? Есть ведь подходящее слово! Да, точно – свита. Именно так. Тогда кто я? Ладно, так можно черт знает до чего договориться. «Дуровоз» скоро вызывать надо будет. С другой стороны, как может человек быть виноватым в своем очевидном превосходстве? Тем более, что все это признают. Без лишних разговоров.
Да, все разошлись уже. Ниночка во флигеле. Родители вернутся не раньше завтрашнего утра. Пусто. Пусто, да не совсем – в холле, прислонившись к стене, сидит Вика. На полу. Этому столику «Вдову Клико» больше не наливать. А на коленях у нее – голова Киры. Вика подозрительно нежно гладит ее по волосам, периодически наклоняется, чтобы что-то сказать. Кира почти не двигается. Можно только предполагать, что имеет место диалог. Впрочем, движения губ с этого ракурса не видно. Весело. Совсем надрались, дуры.
Что за нелепая манера у девиц нежничать друг с другом по поводу и без повода! Сигарету стрельнуть нельзя без сюсюканья и накручивания чужих волос на палец. Если бы парни так между собой общались, диагноз был бы ясный и четкий. А тут сплошная муть. Они что, так тренируются? Но Вика как раз другая. На нее это не похоже. Может, у них случилось что-нибудь? Наверное, Кира сейчас поверяет ей по пьяни какую-нибудь страшную тайну. Ну, прямо очень страшную! Про несчастную любовь, точно, какие еще могут быть варианты? Хотя с Кирой как раз могло произойти и что-нибудь более замысловатое. Троечница. Книжки читает. В голове держит табун больших черных тараканов.
Мальчик вышел на крыльцо. Ночь была темная и теплая. Он достал сигарету. Ему пятнадцать лет. И он начал курить два года назад.
– Ладно, ты хорошо сделала, что хоть мне об этом рассказала. Такое в себе держать нельзя, – голос у девочки, сидящей у стены, был низкий, хрипловатый.
Вторая ответила едва слышно:
– Ты понимаешь, что никому… Никому. Не потому, что это может ему как-то навредить. Мне, в общем, плевать. Просто я не хочу, чтобы кто-то еще знал, что…
– Да ясно. Кому ж такое приятно. Ты, главное, матери не проболтайся. С нее и так хватит.
– Что ты хочешь сказать? Ты что-то еще знаешь?
– Да забей, кто ж здесь чего-то не знает?! Все, всё и про всех. Ну, там родители между собой говорили, не знаю даже. Я уверена, и про моих какие-нибудь сплетни ходят. Не бери в голову. Но матери все равно не говори ни в коем случае.
