Голос дрожал по ту сторону телефона, но слова были четкими, выверенными, словно заранее отрепетированными. Елена отметила характерный паттерн речи – повышенная артикуляция при одновременной вокальной нестабильности, типичный признак адреналинового возбуждения, сдерживаемого когнитивным контролем.
– Доктор Северова, меня зовут Антон Рябов. Я журналист «Независимого обозрения». У меня есть информация о клубе «Пандора», которая может вас заинтересовать.
Елена сжала трубку так сильно, что побелели костяшки пальцев – соматический симптом активации периферической нервной системы. Интенсивность реакции удивила её саму. Самодиагностика: тревожное возбуждение с элементами дереализации. Как он узнал о её связи с клубом? Она молчала, оценивая оптимальную стратегию коммуникации, и Рябов продолжил:
– Я знаю о пропаже вашего пациента, Кирилла Орлова. И о второй пропаже тоже. Я веду расследование уже полгода. И мне нужна ваша помощь.
Встречу назначили в непримечательном кафе в центре города, подальше от её кабинета, подальше от клуба. Нейтральная территория. Классическая локация для транзакций высокого риска – достаточно людно для безопасности, достаточно анонимно для конфиденциальности. Рябов оказался моложе, чем она ожидала – около 35, с карими глазами, демонстрирующими гипербдительность травмированного человека, постоянно сканирующего среду на предмет угроз. Периферическое зрение, характерно расширенные зрачки, минимизация времени моргания – все признаки хронифицированного стрессового состояния.
– Антон Рябов, – он протянул руку, улыбка не затронула орбитальных мышц глаз – признак неконгруэнтности эмоционального выражения. – Спасибо, что согласились встретиться.
– Я здесь только потому, что вы упомянули моего пациента, – Елена не пыталась смягчить голос, сознательно выбирая стратегию доминантной коммуникативной позиции. – Откуда вам известно о Кирилле?
Рябов достал из потрепанной кожаной сумки толстую папку и положил на стол между ними. Жест имел театральную компоненту – демонстративное представление доказательств, рассчитанное на психологический эффект.
– Два года назад я начал расследование о клубе «Пандора», – сказал он, нервно постукивая пальцами по папке, выдавая скрытое напряжение при внешнем контроле. – Все началось с анонимного сообщения от девушки, утверждавшей, что в клубе применяют какие-то психологические методы для контроля сознания. Тогда я не воспринял это всерьез. Клуб для богатых извращенцев, обычная история, – он вздохнул, глубокий диафрагмальный выдох, типичный для высвобождения эмоционального напряжения. – А потом начали пропадать люди.
Рябов открыл папку. Фотографии, документы, распечатки электронных писем. Елена узнала лицо Кирилла, а рядом – еще четыре фотографии. Незнакомые люди, трое мужчин, одна женщина. На каждом снимке она машинально отмечала микровыражения – индикаторы психологического состояния, запечатленные объективом в момент съемки.
– Пять исчезновений за два года. Все они посещали клуб «Пандора». Все они исчезли без следа. И вот что интересно… – он перевернул страницу, движением, рассчитанным на усиление драматического эффекта, – все они были чьими-то пациентами. Психологами, психиатрами, психотерапевтами.
Он протянул ей лист с именами специалистов. Елена пробежала глазами по списку и почувствовала, как активируется миндалевидное тело – нейрофизиологический центр страха, посылающий импульсы к надпочечникам. Имя Савченко было третьим в списке.
– Ваше имя – последнее в этом списке, доктор Северова, – Рябов внимательно следил за её реакцией, его зрачки расширились, демонстрируя повышенное внимание к микросигналам. – И вы единственная, кто начал задавать вопросы.
