Джулиан
В школе есть комната, о которой никто, кроме меня, не знает. Если бы я умел телепортироваться, то сейчас сбежал бы туда. Может, если хорошенько сосредоточиться…
– Джулиан. – Голос мистера Пирса звучит, словно удар хлыста, и я морщусь. – Ты месяца не проучился в старших классах, а уже шесть раз прогулял английский.
На самом деле больше, но, так понимаю, никто не замечал моего отсутствия.
Директор склоняется ближе, всем весом опираясь на длинную кривую трость. Рукоятка выточена в виде какой-то фигурки. Ребята вечно спорят, что это – гном, тролль или миниатюрная копия самого мистера Пирса. А ведь вблизи и, правда, похоже.
– Смотри на меня! – кричит он.
Не знаю, почему люди вечно требуют смотреть им в глаза, когда на тебя злятся. На самом деле в такие моменты больше всего хочется отвести взгляд. Я повинуюсь; кабинет, в котором нет ни единого окна, словно сжимается, и я сжимаюсь вместе с ним. Мальчик-букашка под грозным взглядом мистера Пирса.
– Тебе было бы проще смотреть на людей, если б кто-нибудь удосужился тебя подстричь. – Я поспешно убираю волосы с лица, а он буквально буравит меня взглядом. – Почему ты прогуливал уроки?
– Мне… – Я прочищаю горло. – Они мне не нравятся.
– Что-что?
Люди вечно просят меня повторить сказанное или говорить громче. Собственно, тем мне и не нравится английский: мисс Кросс заставляет читать тексты вслух, а когда очередь доходит до меня, я запинаюсь, бормочу, и получается слишком тихо.
Наученный горьким опытом, я говорю чуть громче:
– Мне не нравится.
Мистер Пирс вскидывает седые брови и смотрит на меня в полном недоумении:
– По-твоему, раз урок не нравится, на него можно не ходить, так, что ли?
– Я…
Вот почему у остальных ребят не возникает проблем с речью? Им что-то говорят, они мгновенно находят ответ. А вот у меня связь между мозгом и ртом нарушена, вроде редкой формы паралича. Слова не идут, и я молча тереблю пластиковый кончик шнурка.
– Отвечай на вопрос! Раз урок не нравится, на него можно не ходить?
Я знаю ответ, но людям не нравится, когда ты говоришь то, что думаешь. Они хотят услышать то, как думают сами. А угадывать мысли довольно сложно.
Директор закатывает глаза.
– Смотри на меня, юноша.
Я смотрю на его раскрасневшееся лицо. Он кривится – наверное, опять прихватило спину или колено.
– Простите, – говорю я, и его черты лица смягчаются.
А потом мистер Пирс внезапно хмурит кустистые брови и резко открывает папку с моим именем.
– Думаю, я позвоню твоим родителям.
Шнурок выпадает из моих застывших пальцев.
Губы директора изгибаются в подобии улыбки.
– Знаешь, что мне нравится?
Я нахожу в себе силы покачать головой.
– Вот это выражение ужаса на лице ученика, когда я говорю, что позвоню его родным. – Он подносит телефон к уху. Мистер Пирс и его маленький деревянный монстр не сводят с меня глаз. Тикают часы. Наконец он медленно убирает телефон. – Возможно, я не стану звонить… если ты пообещаешь, что я больше тебя здесь не увижу.
– Обещаю.
– Тогда марш на урок.
Уже в коридоре я пытаюсь вздохнуть, но меня по-прежнему трясет. Это как видеть, что на тебя несется машина, и в самую последнюю секунду с ней разминуться.
Когда я прихожу на «Детскую психологию», все девочки вскидывают головы, будто стадо оленей, почуявших опасность. Но стоит им узнать меня, как все тут же отворачиваются.
Я опоздал, и мне приходится торчать перед столом мисс Карлайл, пока она читает мою объяснительную записку. И пусть никто на меня не смотрит, я все равно мучаюсь, что волосы слишком длинные, джинсы слишком короткие, рубашка тесная – да вообще все мои вещи уродливые и поношенные.