На первой странице было аккуратненько выведено: «Путешествие за границу», а в скобках добавлено: «дозволенного» и зачеркнуто, вместо этого стало «путевые заметки». Далее шли эпиграфы, совсем, как в настоящем романе.
«Взбираться на горы в незнакомой стране, высказывать наши мысли на иностранном языке, любоваться сиянием чужого неба – все это глубже вовлекает в тайну собственного существования…, вдобавок мы обогащаем свое самосознание, познаем в новых образах любовь и смерть, эфемерность и важность наших дел. Мы, то есть большинство, отправляемся путешествовать, чтобы лучше познать самих себя.»
Джон Чивер («Скандал в семействе Уопшотов»)
Так-с, и еще один.
Чего не встретишь в жизни человеческой?
Возможно все! Диковинный узор плетут
И ход судеб, и наши же чудачества.
Возьми какое ни на есть животное…
Насколько же оно людей счастливее
Да и умом покрепче!
Хоть осла возьми!
Уж он ли не страдалец? Да, однако же
Он сам себе не подбавляет тягостей,
Терпя лишь то, что суждено природою.
Но мы по доброй воле не колеблемся
добавить к неизбежным мукам лишние:
боимся чоха, а от слова грубого
приходим в ярость, стоит нам увидеть сон
Дрожим от страха, крика сов пугаемся…
Пустые страхи, ложный стыд, тщеславие!
Не от природы это зло – от нас самих.
(Менандр. Древнегреческий драматург IV века до н. э.)
И вот, наконец, само начало.
Небо затянуто тонкой пеленой облаков. (Сверху, с самолета, это сплошное белое поле, тонкий слой разложенного мохнатого ватина.) Снизу же пелена излучает свет и тепло. Это чувствуется даже отсюда, из окна вагона. На небо больно смотреть.
Такое сияющее небо я видел когда-то давно во сне, но впечатление от него настолько врезалось в мою память, что я ясно помню его и сейчас. Помню ощущение радости и счастья, когда я проснулся. Верно, луч света упал на мои веки… Может, это было мое рождение? Собственно, из-за этого неба я и купил
так называемого «Тройона», в его облаках есть осколок того неба… Но про это после…
Итак, представьте себе картину. Небо – молочная пелена, напоенная солнцем. Свежие, сочно-зеленые травы, пышные, округлые купы ив, зеркальная гладь
петляющей реки. Душноватый аромат трав, кашки, клевера доносится до моего чуткого носа. Будет парить!
Рама – не золоченое обрамление «Тройона», а темный силуэт вагонного окна, пересеченного опущенной рамой и металлическими стержнями с белыми занавесками по бокам. Мимо проезжают «С горки не спускать», «Пропан сжиженный», крытые брезентом танки, пушки на платформах. Проплывают ряды колючей проволоки. Поезд замедляет ход. Вот на холме и пограничный столб «СССР». Мы переезжаем границу.
Дребезжит звонок. Мелькает будка пограничника.
Неторопливый, но четкий перестук колес на стыках моста. Мы за рекой. Мы уже за границей!
Странное дело! Все то же: та же трава, те же ивы, а земля чужая. Трудно это осознать. Подобные мысли, видимо, приходят каждому, кто пересекает границу. Доказательством этому служит голос, раздающийся за моей спиной:
– Да… будет время, когда не будет никаких границ, все границы сотрутся… Будет одно мировое общество.
Это говорит мой сосед по купе, Федор Васильевич. Мне не хочется отвечать ему что-либо. Все рано я не добавлю ничего нового к ленинской теории о государстве.
У меня ощущение Пьера Безухова (или Андрея Болконского?). Вот он, «Пьеро-Андрей», бежит по Бородинскому или Аустерлицкому полю. Прекрасное синее небо. Щебечущие птицы в ветвях. Дурацки зеленая трава, цветы, может, даже обыкновенные лютики… а рядом война! Там, вдалеке, внизу видны синие выстроившиеся войска. Это – французы, враги.
