Краткая биография флота вице-адмирала Головина
(Составленная им самим и коей собственноручный подлинник хранится как святыня в его семействе)
Василий Михайлович Головнин родился в Рязанской губернии Пронского уезда в селе Гулынках, апреля 8-го 1776 года от незнатных, но благородных родителей[1]. По тогдашнему обыкновению записывать в гвардию малолетних дворян, и он на шестом году возраста был определен в Преображенский полк унтер-офицером. По смерти же родителей его, коих лишился он, будучи 9 лет от роду, родственники, на коих возложено было попечение о нем с тремя малолетними братьями[2] и над имением их, не желая, чтобы он служил в гвардии, под предлогом недостаточного его состояния[3], определили его в 1788 году в Морской кадетский корпус. В сие время во флоте не было у него ни родных, ни знакомых; при вступлении его в службу не имел он даже и мичмана своим покровителем; словом, он во флоте никого не знал и его никто не знал. В 1790 году Головнин был пожалован гардемарином, а в 1792-м сверстники его произведены в офицеры, но он оставлен в корпусе, как там говорится, за малолетством, потому что ему не было тогда 17 лет от рождения, и он уже был пожалован мичманом с следующим выпуском в январе 1793 года. Хотя ему и горько было оставаться в корпусе за то, что он на 17 [-м] году кончил те науки, которые надлежало кончить на 18-м, но обстоятельство сие послужило для него к большой пользе и впоследствии имело влияние на всю его жизнь. Прежде, следуя примеру своих товарищей, он занимался только изучением одних математических наук, а о словесности и языках не думал. Математику он знал очень хорошо, за что был произведен старшим унтер-офицером, или, как тогда называли, сержантом[4], и из корпуса вышел вторым человеком по всему выпуску, но иностранного языка ни одного не знал. Когда же он был оставлен в корпусе, тогда бывший инспектором оного профессор математики Василий Никитич Никитин принял на себя обучать английскому языку один особый класс, при открытии коего говорил он о пользе знания иностранных языков сильную и убедительную речь. Речь сия произвела над Головниным такое действие, что он обратил все свое внимание, все минуты, словесности и иностранным языкам, и в восемь месяцев выучил русскую грамматику, историю, географию, и столько английского языка, что мог переводить с него довольно хорошо; и потом, когда вышел из корпуса, тотчас нанял учителей английского и французского языков. В последний год бытия Головнина в корпусе любимое его упражнение состояло в чтении морских путешествий, географических книг и умозрительной физики, из коих Бюффоново сочинение о феории Земли[5] читал он несколько раз. Сие то чтение поселило в нем непреодолимую страсть к путешествиям, и потому, вышедши из корпуса, он решился оставить малолетних братьев своих и доставшееся ему общее с ними родительское имение в Рязанской и Калужской губерниях под чужим присмотром и управлением для того, чтобы самому, продолжая службу, иметь случай и способы путешествовать. Он хорошо знал, сколь много должен будет потерять, оставляя имение в опекунском распоряжении, но не оставил службы, к которой скоро пристрастился, даже и тогда, когда братья его вступили в оную и имение их год от году приходило в большое расстройство.
Со времени пожалования его в офицеры большую часть своей службы Головнин находился за границами: в 1793 и 1794 годах был он в Стокгольме на военном транспорте, ходившем туда с полномочным послом графом Сергеем Петровичем Румянцевым, и с ним же возвратился в Россию. В 1798 и [17]99 годах служил на вспомогательном флоте в Англии в должности адъютанта и переводчика английского языка у главнокомандующего российским вспомогательным флотом вице-адмирала Михаила Кондратьевича Макарова, по представлению коего за отличие марта 28 [-го] 1799 года пожалован в лейтенанты, и по его же рекомендации в 1802 году послан на иждивение государя императора служить в английском королевском флоте для приобретения большей опытности и познания в морском искусстве. Головнин служил на разных английских кораблях и в разных морях до 1805 года; а тогда надлежало возвратиться ему в Россию, но как он желал непременно побывать в Западной Индии, то и отправился туда с позволения полномочного посла графа Семена Романовича Воронцова на своем собственном иждивении
