Искупление – именно так был назван небольшой город, уже несколько веков занимающий свое место на землях Тангея.
Из поколения в поколение его жители передавали легенду, рассказывающую о падшем ангеле, который искупил свою вину именно в этом месте, на границе реки, моря, леса и холмов. Ангел вернулся к своему богу, а место, как говорят, стало святым.
Первыми поселенцами стали паломники, но прошло не так много времени и небольшое село разрослось до деревушки, а после и до города с вымощенной площадью и ратушей. И неудивительно, места оказались доходные, жители не знали нужды, вдоволь было рыбы, зверя и зерна, хватало и работы. С окрестных земель сюда стекались бедняки и разоренные земледельцы, и каждому обделенному в Искуплении находилось место.
Время шло, жизнь текла своим чередом, старые легенды уступили место новым. Уже никто не помнил ни про падшего ангела, ни про его бога: что с ними, где они, были ли вообще когда-нибудь.
Едва солнце на небе показало полдень, над Искуплением разнесся гулкий звон церковных колоколов. Жители, услышав о том, что половина дня уже прошла, приободрились. Многие из них уже сделали большую часть своих дел и с нетерпением ждали момента, когда могли бы вернуться домой к семье.
Стоявший на углу одного из домов мальчишка, услышав звон, со всех ног кинулся к главной площади. Лишь одни боги знают, чего такого важного понадобилось там парню, что по пути он чуть не сбил с ног стоящего на обочине дороги человека.
Пошатнувшись, среднего роста мужчина поддержал чуть не упавшего в грязь мальчика. Неуклюже подпрыгнув, парнишка вырвался из его рук и кинулся прочь.
Проводив его взглядом, мужчина усмехнулся. В ладони он сжимал монеты – те, которые парнишка пробовал у него стащить, и немного сверху.
– У вора воровать – нищим век коротать, – пробормотал мужчина.
Проходимец собрался убрать отобранные у воришки монеты в кошель, но тут же выронил их в дорожную грязь: его чуть не сбила телега.
– Чаго стоишь, окаянный, не вишь шо ли, шо я тут еду!? – завопил на него беззубый старик в дырявой шляпе, приподнявшись на козлах. – Ослеп совсем!?
Капюшон слетел с головы едва не попавшего под телегу мужчины.
– Стрась какая, – испуганно пробормотал мужик, поспешно хлыстнув кобылу по тощим мослам.
Одноглазый змей поспешно натянул капюшон обратно, проглатывая эту ситуацию с тем же смирением, что и все остальное.
Три месяца. Сегодня ровно три, как он лишился своей гордости, своего места в гильдии и, наконец, своего лица. Единственное, что удерживало его в мире живых, это надежда когда-нибудь искупить свою страшную вину перед Юккой.
Несколько недель назад он получил от нее послание и приехал сюда, в этот богами забытый город, отрезанный от мира морем, лесом и рекой, чтобы в это самое время на этой самой улице ждать ее решения.
Наконец, он заметил повозку, запряженную четырьмя породистыми лошадьми. Она быстро подкатила к месту, где стоял змей, и остановилась всего на несколько секунд, чтобы он мог забраться внутрь.
Сев на предложенное место, Адольф скинул свой капюшон: говорить с Юккой с закрытом лицом было непростительно.
– Что с тобой стало, – проговорила Бессмертная, расположившаяся в обитом бархатом сиденье напротив. – Позор!
Адольф молчал, не смея отвести взгляда от золотых глаз Юкки. Он знал, что последует за ее словами. Зашипев, глава гильдии ударила Адольфа по обезображенному лицу. Змей с трудом сдержал вопль боли и безвольной куклой откинулся на сиденье. Нельзя было кричать от ударов главы гильдии. Юкка ударила его еще раз, а потом еще, пока его лицо не покрылось кровавыми полосами.
Утолив свою ярость, Бессмертная опустилась на бархатное сиденье.
Адольф прижимал к лицу белый платок, на котором тут же проступили пятна лиловой крови. Вопреки слухам, кровь ланков не была холодной.
