Город утопал в позднем мае. Уже летал первый пух, подсохшие лужи желтели пыльцой, пахло липой. Благодать. Демьян шёл по улочкам, переступая через корни, там и сям поднимавшие асфальт. Это был старый район – дома не выше пяти этажей, грубые деревянные двери подъездов. Кое-где окна были распахнуты настежь, и оттуда доносились звуки обычной жизни – вон, на втором этаже гремели посудой, видно, собирали на стол к обеду. Из другого окна кричало радио, шёл какой-то футбольный матч. На тихом третьем этаже на подоконнике рдели герани, а слабый ветерок колыхал тюль, показывая прохожим люстру-абажур.
Демьян любил ловить моменты такой простой жизни – они щекотали нутро своей нормальностью, сразу хотелось глубже дышать. Всё-таки это приятно: проходить мимо устаканившихся, гармоничных чьих-то судеб, где распахивают окна и гремят посудой. Да, благодать.
Он дошёл до нужного дома, завернул в подъезд и поднялся на пятый этаж. На каждом лестничном пролёте он встречал по скучающему цветку в горшке – где роза, где фикус, где подпорченная невниманием пальма. Такое навязывание жизни – хоть бы следили за этим, что ли. Люди… С пальмы Демьян содрал сухой лист и растёр его в порошок – просто ради этого чудесного ощущения на пальцах. Был лист – стала пыль. Превосходно.
А вот и нужная квартира. Звонок не работал, пришлось стучать – звук вышел громкий, он неприятно раскатился по квартире где-то внутри. Демьян поморщился. С той стороны кто-то пошаркал тапками, два раза повернул щеколду, и дверь распахнулась.
Хозяином квартиры оказался лысеющий старик с водянистыми глазами. Щёки красные, уши торчат, насквозь пропитан усталостью от жизни – таких много водилось на свете. И через порог стоял Демьян – молодой, в костюме, со значком в виде чёрной головы шакала на лацкане и с золотой серьгой в ухе. Какое-то время старик молча рассматривал гостя с той стороны дверного проёма – ну довольно, папаша, не в зоопарке же.
– Так это всё-таки вы, – наконец сказал хозяин, потирая шею так, будто с неё сняли коромысло.
– Я. Демьян, – гость шагнул внутрь квартиры. После сухой и солнечной улицы здесь было как в пещере – мрачновато, сыро, и пахло чем-то кислым. Демьян снова поморщился. Ладно, привыкнет.
– А мне говорили, мол, не чуди, не придёт, – засуетился Николай Яковлевич, так звали владельца квартиры, – а тут вон какой орёл прилетел!
Он стал подбирать гостю тапочки, вывалив из обувного ящика в прихожей несколько стоптанных пар и бормоча: «Так, ну это не на ту ногу, это вот гостевые вроде бы, да. Пришёл, а!» Старик было не на шутку развеселился, но вскоре смущённо пощипал себя за ухо и угомонился.
Демьян проигнорировал клетчатые тапки с драными мысами, которые услужливо поставил перед ним Николай Яковлевич, и, не разуваясь, прошёл в дальнюю комнату.
Вот где уж точно было как в пещере: окна выходили на северную сторону, и солнце не грело стен. Большой тканевый абажур свисал с центра потолка очень уж низко – Демьян чуть не ударился головой. Старый сервант с цветастой посудой внутри, на ламинате «ёлочкой» – потёртый ковёр, незамысловатые дешёвые картины на стенах. Обычная стариковская квартира, да ещё и пыль везде. И сильно пахнет лекарствами. Вот этот горький травяной аромат Демьян любил – так борются за существование, и это интересно.
У окна на кровати лежала старая женщина, судя по всему, без сознания. Дыхание поверхностное, сердце бьётся медленно – его почти не слышно. Понятно, недолго осталось. Обойдя комнату, визитёр устроился на краешке кровати, а Николай Яковлевич остался стоять в дверях, как не в своём доме.
– Мы посчитали справедливым ответить на вашу просьбу, – важно прогудел гость, – и вот я здесь. Договор, считайте, заключён.
