Школа стояла на берегу пруда давшего силы одному из заводов во времена Демидова. До появления электричества, поток воды приводил в движение обжимные молоты, ковавшие железо. На берегах прижились табуны деревьев, красиво полоскавших гривы гибких ветвей. Я шел после уроков и вдруг увидел его.
Пустой человек не привлекает внимания, а жизнь этого была наполнена тайным смыслом, который он нес во время движения. Его губы шевелились, и я слышал негромкую песнь. Широкий шаг уверенно сопровождал метроном свободной руки. Другая рука опиралась на деревянную трость, высотой с посох.
На щуплом теле болтались болотного цвета рабочая куртка, и такого же ранга штаны. Кирзовые грязные ботинки придавали странному наряду грубость. Замасленная кепка шляпкой гвоздя заканчивала нескладную фигуру. С плеча свешивалась черная сумка, похожая на командирский планшет.
В этой нелепой человеческой конструкции, находилось нечто удивительнее и светлое – отдававшее теплотой круглое лицо. Вокруг большого, но изящного рта пробивалась крупная, редкая щетина. Выпуклые надбровные дуги, служили опорой мощного лба. Кусты бровей горели в костре серых глаз, пронзительно стреляющих сквозь узкие щелки.
Люди называли его Сашей. С того дня, заметив его, я задавал себе один вопрос – кто он и куда он идет?
Мне хотелось с ним познакомиться и поговорить, на как это сделать? Через два года, случай дал начало нашей дружбе.
Я возвращался из школы и зашел в старый парк, окруживший усадьбу заводчика. В ней располагались библиотека и музей. Посреди дорожки, у входа, стоял памятник Калинину. Тополя и древний дуб, напившись вешних вод, набрали силу. Набухшие почки дрожали в нетерпении и ожидали какого-то тайного знака, чтобы дать листья. Светило солнце и легкое испарение повисло вуалью между деревьев. На скамейке мирно дремала старая кошка.
– Привет, Машка, – я присел рядом, она лениво подняла голову, потом вытянулась, зевнула и свернулась в пестрый индийский тюрбан.
Через центральные ворота зашли двое старшеклассников. Один был наголо стриженный и высокий, второй рыжий и коренастый ровно по плечу спутнику. Оглядевшись, они направились к нам.
– С уроков сбежал? – высокий парень достал папироску, и закурил.
– Нет, у меня всего три сегодня.
– Это твой блоховоз?
– Нет, она здесь уже давно живет.
– А кошки умеют плавать? – рыжий с веснушками взял ее в руки.
– Конечно, – утвердил высокий, – они хорошо плавают.
– А я вот думаю, нет, – рыжий погладил кошку, которая уже лежала у него на руке как ребенок.
– Давай спорить, – высокий выпустил струю дыма.
Они направились к ограде, за которой притих пруд.
– Не надо! – испугался я.
Лысый подошел ко мне, взял за плечи и резко завернув, дал мне пинок, – Пошел отсюда!
У ограды рыжий плюнул в воду, а высокий бросил окурок.
Десять, девять, восемь, семь, – оба хором начали отсчет.
Кошка забеспокоилась, и попыталась вырваться. Я услышал ее крик, затем всплеск и подбежал к водоему. Бедное животное барахталось, но не могло выбраться из-за высокого выступа обросшего тиной. Рыжий начал шарить ногой в прошлогодней листве, ища, похоже, камень. Высокий взял в руки толстую ветку. Я подбежал и схватил ее с другой стороны.
– А ну, отдай, сопляк! – он больно пнул меня в ногу, но я еще крепче вцепился в режущую руку плеть.
– Что это вы такое творите? – Оба хулигана и я вздрогнули от крика и замерли. Через кусты шиповника пробивался, размахивая своей палкой, тот самый странный человек.
– Ничего, – рыжий так напугался и побелел, мне показалось, что его веснушки осыпались.
