Вместо предисловия
Развелось нынче психологов. Всяких-разных. Куда ни плюнь – попадешь в психолога. А вот в 90-х эта профессия только начала входить в моду, в тренд, как сейчас говорят. Экзотика была такая: психологи! И за спиной нас иногда называли «психи». А сейчас мы сами себя так называем. Ну, да что с психов взять?!
Я из тех «психов», что были молодыми в 90-е годы. Когда были в тренде… Тогда на этом можно было сделать неплохие деньги. Но мне не нравилось делать деньги, зато нравилось делать добро. Ну, да псих есть псих, что с него взять?! Так что знакомьтесь: я – Добрый Псих.
И мне жутко нравилось работать с детьми, особенно с неблагополучными. У меня был свой детский волонтерский отряд. В основном – из самых несчастных детей. Именно они-то и были самыми золотыми волонтерами.
А потом я сама решила стать мамой для таких детей со страшным прошлым, вырвать, спасти как можно больше подростков из сиротской системы, которую между собой усыновители и приемные родители называют не детдом, а «детлом». К настоящему моменту мне удалось усыновить и взять под опеку пятерых подростков. Так я стала не просто Добрым Психом, но еще и Мамой..
И вот на старости лет захотелось Доброму Психу и Маме поделиться кое-какими историями из своей многолетней практики, а также своими рассказами и «современными сказками», в основе которых все так же – моя жизнь Доброго Психа и жизнь моих пятерых детей.
С уважением и любовью к читателю
Елена Бекетова,
Добрый Псих,
счастливая приемная мама и усыновитель пятерых детей
ТРИ ДЕВОЧКИ.
НАДЯ
Надя родилась в высококультурной семье. Ее дедушка был известным художником. Мама, светская дама, как водится, стала искусствоведом. Но не сложилось в личной жизни. Лет за 30 родила без мужа – для себя. Дочку назвала Надеждой. Но на самом деле надежды у светской дамы были совсем другие: сделать в искусствоведении карьеру и устроить личную жизнь. Дочка всему этому явно мешала.
С самого детства Надя была никому особо не нужна. К тому же была не особо красива. Не из тех деток, которых можно нарядить в пышное платьице и хвастаться перед подругами. Мама сама признавалась, что мечтала о дочке-Мальвине, а родился какой-то Буратино…
Надя привыкла быть изгоем. Вначале дома, у мамы, затем в школе. Замкнутую девочку открыто травили в классе. Мать не вмешивалась. Когда дома собиралась высококультурная публика и рассуждали об искусстве, мать не показывала Надю: замкнутый некрасивый ребенок был склонен забиваться в угол и смотреть оттуда глазами затравленного волчонка.
Вначале она плакала. Потом стала запираться в комнате, кричать и ломать вещи. У девочки развивалась депрессия и психопатические черты личности.
Мать собралась замуж за доктора наук. Будущему мужу стали мешать истерики Насти. Только тогда мать решила обратиться к психологу. Так девочка попала ко мне.
Я всегда любила детей. В том числе – изгоев и «затравленных волчат». Надя почувствовала это и потянулась ко мне. Ее единственными друзьями были книги. Она показывала мне свою библиотеку. А я рассказывала ей о добре и о нашем волонтерском отряде. Она попросилась в этот отряд. Здесь ее приняли, разумеется. Она была одним из лучших моих волонтеров
Я объяснила маме, что девочка не родилась ни с депрессией, ни с психопатией. Что ей очень нужна материнская любовь. Мама внимательно слушала и старалась. Пыталась проявлять терпение и заботу. Но все же никак не могла полюбить ребенка-Буратино.
Девочка любила сидеть и общаться со мной среди своих книг. Мы много разговаривали на возвышенные темы. Это у нас называлось «поговорить о мирах». Надя так и говорила:
– Давайте поговорим о мирах.
А в 17 лет она умерла. Умерла трагически. Мать делала все, что я говорила, но получалось как-то неискренне. Девочка чувствовала это. В выпускном классе ее впервые в жизни пригласили в гости одноклассники. Она в восторге побежала туда. А там… там были наркотики. Ей предложили попробовать – она отказалась. Сверстники разозлились, вспомнили, что она «изгой». Одурманенные наркотиками мозги не знали жалости. Ее стали бить: как смеешь быть не такой, как все. Потом ударили кухонным ножом – много раз. Втыкали нож, пока не умерла.
