Пробираясь между сутулыми спинами бабок в Первой Городской больнице Николай Нурланович Шебутилов спешил к своему новому лечащему врачу. С потным лицом, в шубе, которую он не успел скинуть в гардеробе, по причине того, что пришлось бы слишком долго ожидать престарелую гардеробщицу, которая, по его словам «не понимает всей серьезности ситуации», он бежал по коридору, наступая на ноги и попутно извиняясь. Он не хотел задерживаться, так как анализы, которые он получил три дня назад, уже могли измениться, причем в худшую сторону. В самом конце коридора он уже видел тот самый кабинет 317, в котором его появления совсем еще не ждали. В момент, когда высокая женщина в черной кофте с капюшоном и короткими белыми волосами, с гордым и красивым, но худым лицом, выходила из кабинета, он забежал внутрь, оттолкнув медсестру, пытающуюся зайти в свой кабинет, и женщину средних лет в белой куртке и желтой, как одуванчик, шляпу, ошарашено смотревшую на него с начала коридора. Сбив с нее шляпу, а из рук медсестры выбив несколько медицинских карт, он вбежал внутрь, кивнул, что-то коротко пробормотал, потом вытер рукавом пот со лба, расстегнул пальто, кинул его на кушетку, на которую спустя мгновение упал и сам, и, наконец, поздоровался:
– Здравствуйте. – Отдышавшись секунд за десять, он продолжил – Я на четырнадцать тридцать записан… Фух! – Подытожил он.
– Здравствуйте… – Вера Павловна была ошеломлена.
Когда ее перевели из ее родной девятой больницы, в которой она отработала десять с лишним лет, она была рада – работа была ближе к дома. Теперь ей не приходилось скандалить с людьми в автобусах,тратя свои нервы в дороге.
Вера Павловна посмотрела на часы и, подтвердив свои опасения, тут же ответила:
– Молодой человек, но ведь сейчас лишь одиннадцать…
– Молодой человек… Молодой-то он я и есть, мне ведь всего-то тридцать пять стукнуло! И на человека похож. Но вот не ощущаю я себя на этот возраст… – Шебутилов вспрыгнул с кушетки и сел на стул рядом с Верой Павловной.
– Как же это не похож? Вы очень даже…
– Да вы подождите! Вы послушайте меня сначала, а потом скажите – похож, не похож. А сначала извольте, вот… – Николай Нурланович достал из черной офисной сумки кипу бумаг весом в килограмм-другой, и с грохотом положил на стол.
– У меня желудок…
В кабинет заглянула женщина в черном, вышедшая недавно из кабинета:
– Вы не записали меня наверное…
– Нет, Лилия Адамовна, я вас записала, приходите в пятницу, в четырнадцать часов, только не опаздывайте, это последние мои часы приема. Потом – на заслуженный отдых.
– Отдых это всегда хорошо! Спасибо, Вера Павловна.
– Милочка, выйдите, пожалуйста, вы мешаете!
Но дама в черном быстро покинула кабинет, так и не обратив внимания на Шебутилова.
– Так вот, мне тридцать пять, но болит как во все сорок!
– А что болит-то? – недоумевая посмотрела Вера Павловна на Николая Нурлановича.
– Так в том-то и дело, что болит, а непонятно что, и самое главное – где!
– Это как?
-Да очень просто – то тут кольнет, то там заноет, то там зарежет, и вот хожу больной уже полгода и ни один врач не может довести меня до конца, если возьмется за меня, обязательно что-то случится, и опять нового нужно искать.
В кабинет зашла женщина в белом со шляпой в руке. Она по-доброму посмотрела на Веру Павловну, и тихим голосом, но почему-то хорошо слышно, спросила:
– Вы позовете? А то я же вроде десять минут назад должна была зайти.
– Женщина, извините, конечно, но я вообще-то здесь умираю! Вы вон, я смотрю, здоровее любого! А цвет лица какой здоровый! Божественно! А вот у меня – Шебутилов повернулся к своему терапевту и показал ладошку – ладонь бледновата, я сравнивал с ладонью жены и брата. На много оттенков, я думаю! Надо что-то делать, моя дорогая, надо делать!
