«Однажды солнце исчезло, и весь мир погрузился во тьму. Тогда был предрешен конец для всего сущего.
Но люди не стали мириться с такой судьбой и приняли этот удар с честью и достоинством. Они адаптировались под условия, обеспечив себе жизнь даже в таких условиях…»
И еще пару абзацев восхваления людской непоколебимости. За это я и не люблю историю – любой может представить событие так, как ему выгодно. То ли дело точные науки, где любые погрешности можно углядеть и зафиксировать. А как, исходя из слов, написанных обычным человека, можно понять, правда ли сказанное или нет? Увы, этого уже не узнать.
– Симон, хотя бы в последний день учебы проявите подобие интереса в качестве уважение ко времени, которое я трачу на вас. – Голос мистера Уолша прозвучал прямо как гром среди ясного неба, и я невольно вздрогнул. Поднять взгляд я не решался.
– Прошу прощения, мистер Уолш, – буркнул я под нос, вперившись глазами в свой стол.
В ответ я ничего не услышал, кроме отдаляющихся гулких шагов.
– Завтра вы станете полноценными гражданами нашего общества, – продолжил историк, обращаясь ко всему классу. – Вы – наше будущее, которое нам доступно только благодаря прошлому.
В свете лампы фигура учителя выглядела зловеще, хотя мистер Уолш, как человек, не был таким страшным. Он жутко любил свой предмет, и его расстраивало то, как ученики относятся к нему. Когда—то он завел со мной разговор на эту тему. Узнав мое отношение к истории и к любым другим предметам подобного плана, он заметно расстроился. А я подумал, что, если бы такой человек, как мистер Уолш, писал историю, я бы проникся к этому предмету. Жаль, что он не застал тот момент, когда солнце исчезло с небосвода, погрузив все в глубокую тьму.
После урока ко мне подошел Мартен и ткнул меня кулаком в плечо.
– Хоть бы в последний день сделал вид, что тебя интересует история, – буркнул он.
– Ну не смог я совладать с собой, задумался, – рассеянно ответил я, поглядывая куда-то в сторону.
На это мой друг лишь многозначительно вздохнул.
Мартен был сторонником учебы. Всю информацию он впитывал, словно губка. Ему нравилось узнавать новое, изучать, исследовать. Правдивость знаний его редко волновало. Если все так, как есть, значит, так оно и было.
Мы шли по узкому коридору, подсвеченному лампами из лунного камня. Когда мир был на грани погибели, это творение, неизвестно откуда взявшееся (поговаривают, что природа заранее как бы знала о таком исходе и припасла такую штуку), спасло человечество от погружения во тьму.
– Ты готов стать взрослым? – неожиданно спросил меня Мартен. Тень упала на его лицо, и я не мог понять, с каким выражением лица он это спрашивает.
Если вы думаете, что стать взрослым в нашем положении заманчиво, то вы ошибаетесь. Из-за потери солнца человеческая жизнь сократилась в разы. Если повезет, доживешь до сорока со всеми конечностями и более-менее человеческим лицом. По этой причине люди торопились успеть и взрастить следующее поколение, чтобы те могли заменить их и продолжить жалкое существование всего рода людского. Из-за этого детство, отрочество, юность были вытеснены и заменены на несовершеннолетнего гражданина – до пятнадцати лет – и совершеннолетнего. Разница была только в том, что первые все свое время уделяли учебе и подработке, подготавливаясь ко взрослой жизни, а вторые – полноценно работали, занимая все свои дни одним лишь трудом во благо всего человечества. Свободного времени не предполагалось. Ни увлечений, ни хобби, ни чего-либо еще не предусматривалось.
Я был уверен, что готов пополнить ряды взрослых, но после такого прямого вопроса я даже растерялся. Готов ли я? Да. Вроде бы.
– Да, вполне. – Уверенностью тут и не пахло, но я сделал вид, что меня этот вопрос мало заботит.
