Одинокое бьётся сердечко далеко,
далеко от меня.
Ни любви в нëм, ни горя, ни света
—теперь одна пустота.
А сколько таких во вселенной —
одиноких, разбитых планет?
Миллионы их, незаметных, одиноких,
разбитых сердец.
Монотонный пульс миллионов —это
громкий набат в тишине.
Нарастая, звук оглушает, оставляя раны
в душе.
Одинокое бьётся сердечко далеко,
далеко от меня.
Заклея куски и осколки заботой,
я наполню любовью тебя.
Я нервно прикусывала губу. Дорога монотонно виляла по холмам,
периодически ныряя в многочисленные туннели на её пути. Усталость,
с привкусом гнева и обиды, заполняла душу. Мысли вертелись только
вокруг того, как забрать Мишку — этого маленького беззащитного
человечка с невозможно доверчивыми глазами. Я почувствовала, что
сейчас разревусь. В таком состоянии вести машину больше не могла.
Тяжело вздохнув, стала искать, где остановиться. Было уже около
четырёх часов дня, а я так и не обедала.
«Нехорошо морить себя голодом!»- скользнула мысль в тяжëлой
голове. Включив голосовой помощник, попросила найти ближайшее кафе.
Жизнерадостный голос сообщил: «Прямо 1,5 километра, потом налево,
200 метров».
-Красота! - подумала я вслух, - главное — налево!
Вскоре я уже парковалась у этой кафешки. Да, надо было мне
всë-таки звезды-то посмотреть у заведения. На меня смотрел во все
глаза стандартный общепит на окраинах жизни. Грязноватые
сэндвич-панели неизвестного цвета, оконные витрины зияли тëмными
дырами, без всякого намëка на занавески: «Занавески, ха! Да, это
для слабаков!» Непонятного возраста мужчина с бензозаправки впился
в меня с прищуром, изучая взглядом. Я тоже бы удивилась, увидев
приличного человека на этом забытом богом месте. Предательски
засосало под ложечкой.
«Ну, не разворачиваться же обратно?!»- сделав мор...., пардон,
лицо - кирпичом (что умею, то умею!), вышла из машины и,
естественно, поставив на сигнализацию, пошла на разведку в кафешку.
«Может, всë ни так уж и плохо?»- аккуратно потянув на себя,
видавшую и лучшие времена, дверь. Звякнул колокольчик. Заглянув
внутрь, заметила фигуру, натирающую стаканы.
«Хм, ну, посмотрим!» - вошла и огляделась. Им повезло, зрение у
меня было не очень. Очки оставила в машине, так что видела я лишь
лёгкий флёр запущенности, как дела обстояли на самом деле, глаза
мои мне не передавали информацию.
- Добрый день! - поздоровалась я. Пустое помещение подхватило
слова и понесло преумножать произнесённые звуки. Вышло
громкова-то.
-И вам того же. Я не глухая! - отозвалась невесело работница. На
вид это была женщина лет пятидесяти— выцветшие с годами волосы,
были уложены аккуратно и красиво, только владелице причёски в
понятную конструкцию, на лице отразились невзгоды и тяготы нелëгкой
деревенской жизни. Загорелая, аж до черноты кожа была покрыта
раньше, чем положено, морщинами. А глаза стали холодными и колкими
от всех тягот деревенской жизни. Я подумала, что и я стану такой же
со временем, наверное, когда окружающий мир сломает и растопчет все
надежды и радости во мне. Но пока... вздохнула и извинилась.
-Вы не подскажите, что у вас есть поесть здесь? -
поинтересовалась я. - Ну, … не поесть, - с опаской огляделась и
решила, что буду есть в машине, - перекусить. Может, там
бутерброды, картошка фри? (мысленно, конечно, отругала себя, но что
здесь ещё есть-то!)
Продавщица и, вместе с ней в одном лице, официантка, оглядела
меня оценивающим взглядом и деловито, неспешно огласила меню.
Конечно, мне хотелось суп-лапшу с грибами, но в целях сохранности
моего организма, решила остановиться на котлете по-киевски. Дико
хотелось есть и.… кофе. Женщина, естественно, не оценила моего
выбора, предложила пару-тройку блюд, но видя, что я непоколебима,
привычным движением нажала кнопки на кассе и выдала мне сумму для
оплаты.