За замкнутым лицом человека –
пустое пространство,
холодный грот
со сталактитами и летучими мышами,
где бесконечный крик
борется с собственным эхом.
Мы – бессилие Бога,
Мы – его одиночество.
Ханс Бёрли
Раньше меня волновало мнение окружающих, теперь – нет.
Раньше я старался одеться получше, потому что переживал, что обо мне подумают. Старался вести себя прилично, делать правильные поступки, быть не хуже других.
Заботился о том, чтобы выглядеть нормально в глазах посторонних людей. Родных как раз не стесняемся и часто предстаём перед ними в самом худшем свете. Это называется быть естественным.
При этом говорим, будто нам плевать на мнение остальных, однако продолжаем приспосабливаться к жизни в обществе.
Вначале наши предки сжигали мёртвых: сына Ярилы, объятого смертным сном, отдавали живущему в огне отцу. А потом стали отдавать мертвецов их матери, опуская в её ложе, то есть зарывая в землю.
Ацтеки же хоронили только знатных людей, утопленников, тех, кого настиг удар молнии, и женщин, которые умерли при родах. Остальных сжигали.
Для ацтеков жизнь была началом длительного пути, которое ведёт человека к подземному миру Миктлан.
Греки отправлялись в Аид.
А что смерть значит для меня?
Я сижу у гроба матери, последнего родного человека, который меня понимал, последнего кто, мог проникнуть в мою душу и согреть её своим теплом.
Друзья? Где они? У каждого свои заботы: работа, семья, у некоторых – дети. Другие ждут детей. Им не до меня.
Мы редко видимся, да и то когда встречаемся на улице. Как дела, что нового, как работа? Ясно, понятно. Ну ладно, мне пора. Заходи как-нибудь.
Есть такие, кто, как я, продолжают жить с родителями.
Мы паразитируем на том, что они заработали честным трудом.
Мы тоже редко видим друг друга. С тех пор как выросли, у нас осталось мало общих интересов.
Самый последний родной человек умер. У меня не укладывается в голове, что больше его не увижу. С кем ещё смогу поговорить откровенно? И кто будет встречать меня у двери?
Жениться? Думаете, чужой человек будет любить тебя как мать? Любить только за то, что ты есть, а не за красивое лицо, квартиру или деньги. Ничего взамен не требуя. Даже ответной любви.
Родные морщинки вокруг закрытых глаз, пальцы, сложенные на груди. Сердобольные старушки и задумчивые женщины.
В комнате запах смерти. Я знаю его. Уже не раз точно так же сидел у гроба. Сначала умер отец, потом – брат, теперь – мама.
У меня нет больше родственников. Да и были бы, что толку? Всё равно многочисленные дяди, тёти и двоюродные братья-сёстры не заменят самых близких людей.
Отец умер от сердечного приступа. Ему было пятьдесят три, мне – двадцать.
Было лето. В пятницу вечером отец поехал на дачу. Мы в эти выходные остались дома. Мама устроила грандиозную стирку, я с друзьями рванул на рыбалку, а брат к тому времени обзавёлся своей семьёй. И хотя они с женой то сходились, то расходились, но в родительский дом Паша никогда не возвращался.
А отец в те злополучные выходные не вернулся с дачи. Мы с мамой, конечно, волновались, когда он не приехал домой в воскресенье, но так бывало: с дачи в понедельник он сразу отправлялся на работу, так что причин для паники не было.
По-настоящему испугались, когда позвонил начальник отца и поинтересовался, куда исчез его подчинённый. Время было два часа дня. У мамы на то лето выпал отпуск, у меня как раз закончилась летняя практика.
Сразу после звонка маме стало плохо. Вечером она говорила, что у неё дурное предчувствие. Плохо спала и твердила: «Что-то случится».
На попутках я добрался до дачи родителей. Боялся опоздать. Оказалось, опоздал больше, чем на сутки.
В пять часов попал в дом: от трассы до дачного посёлка добирался пешком.
