– Карин, ты мне носки погладила?
– с утра крикнул муж из ванной.
Я закатила глаза и выбралась из
постели.
Зачем так орать?
Ребенка же разбудит!
Я, захватив из ящика носки,
вышла из спальни.
– Плат, ты можешь на работу собираться
тише? – я протянула ему глаженые носки. – Дина всю ночь не спала.
– Если ты думаешь, что я видел
цветные сны, то вынужден тебя разочаровать, – рявкнул он. – Я не пойму, почему
она до сих пор рыдает по ночам? Ей уже полгода!
– У нас зубы режутся.
– То колики, то зубы, это
когда-нибудь закончится? Сил уже нет! – возмутился он, забрал из рук носки и вихрем
прошел мимо меня на кухню.
– Вы что с утра опять
собачитесь? – на кухню зашла недовольная свекровь.
– Ничего, мам, не лезь,
пожалуйста, – сквозь зубы сказал муж, надевая носки.
Что на него нашло?
– Я-то не лезу, сынок, но мне тоже
надоело каждое утро слушать вашу ругань.
– Мы не каждое утро ругаемся, – скрестив
руки на груди, ответила я.
Из спальни послышался детский
плачь.
– Вон, дитя разбудили. Иди,
успокаивай, – проворчала на меня Ирина Николаевна.
Ну конечно, у меня же мозгов
не хватит догадаться, что мне надо сделать!
Как же всё достало!
Я зашла в спальню и взяла на
руки дочь.
– Что ей не спится? – подошел
муж.
– Потому что нужно тише себя
вести, – прошипела я.
– Я опять виноват? – наиграно
негодовал он.
Я покачивала дочь на руках и
отвечать не стала.
– Ну естественно, я, как всегда,
долбоеб, а ты идеальная. Посмотри, у нее слюни текут в три ручья. Дай ей
сиську, она голодная, – презрительно фыркнул муж.
– Мне тоже кажется, что внучка
все время голодная, – в дверном проеме появилась свекровь и завела привычную
пластинку. – У тебя молоко, наверное, нежирное. Сама вон какая дохлая, жрать
больше надо. Сама ходишь голодная и ребенка на голодном пойке держишь.
– Нормальное у меня молоко!
– Каши уже пора давать!
– Я ввела прикорм, что еще
нужно?
– Две ложки даешь! Неужели не
понятно, что ей нужно больше? Если сама ленишься сварить манную кашу, ты скажи,
я сварю. Супчик тоже надо давать, я вчера вон какой шикарный борщ сварила.
– Да, конечно, и картошку с
котлетами вприкуску с бочковыми огурцами, – съязвила я.
Свекровь уже месяца два
порывается впихнуть Дине бочковой огурец под предлогом, что детям надо что-то
мусолить, когда зубы прорезаются. А на самом деле хочет посмотреть, как малышка
будет морщиться от кислого, чтобы поржать. А потом подругам на лавке во всех
красках рассказывать и хохотать всем двором.
– Зато моя внучка сыта будет,
бестолочь! – крикнула свекровь.
– И с убитым желудком! – не
выдержала я.
Нервы уже ни к чёрту.
– Я Платошу вырастила, у меня
опыта поболе будет, а ты не смей мне тут…
– Тихо, я сказал! – прорычал муж
и дочка громко заплакала. – Быстро успокоились! – он окинул нас гневным
взглядом и добавил: – Все!
Дочка закатилась в громком
плаче.
Да сколько можно?
Вроде взрослые люди, а не
понимают, что криками пугают ребенка!
– Выходите отсюда! Оба! –
рявкнула я.
Я выпроводила из спальни их
обоих и закрылась.
– Тихо, маленькая, всё хорошо, –
я качала на руках малышку и услышала, как хлопнула входная дверь.
Муж ушел на работу.
Свекровь гремела на кухне
кастрюлями, а потом пошла в зал и негромко включила телевизор. Очередные
судебные разбирательства в эфире.
Я легла с дочкой на кровать. У
меня снова разболелась спина, будто прострелило между лопатками. Дала дочке
грудь, она немного поела, и мы уснули.
Бессонная ночь давала о себе
знать.
Сил ни на что не осталось.
Равномерный шорох швабры по полу
под дверью вырвал меня из дрёмы.
Взглянула на часы, время
двенадцать.
Дочка зевнула и тоже
заворочалась. Я вздохнула.
Пора вставать.
Сегодня у меня две клиентки
записаны на ресницы. Одна придет к трем, а вторая записана к пяти.
