Стоя на одной ноге, испуганно выглядываю из-за двери гримёрки. Прислушиваюсь к разговору в зале, одновременно расшнуровывая лаковые стрипы-ботильоны.
- Боря, ещё раз повторяю, дай мне ту лохматую на «увал», - грозно рычит Миша, мой бывший муж.
Он пьян и зол. Лицо потное, белки глаз красные. Осоловело моргая, сжимает кулаки и чуть не драться лезет. Ткань белой рубашки с влажным пятном между лопаток смята, испачкана чьей-то помадой. Неприятно видеть его таким. Неужели это человек, который всего полтора года назад был моим любимым мужем, которого я обожала? Нет, боготворила. Готова была на всё, чтобы ему было хорошо… Теперь, после его измены и развода, который за этим последовал, моё отношение к нему совсем иное, не как раньше. Но я всё равно до конца не могу поверить своим глазам сейчас.
Директор клуба Борис тихо, с миролюбивыми интонациями, убеждает его в чём-то. Но судя по агрессивно вздымающейся грудной клетке и дикому выражению лица, Мише это не нравится.
- Что значит, нельзя на «увал»? Всех можно, а её нельзя? На мне где-то «лох» написано, не пойму?
Борис напряжённо оглядывается в сторону гримёрки, и я понимаю, что мне пора поторопиться. Подбегаю к спящей возле зеркала подруге, выдёргиваю из-под её головы свою водолазку. Варька недовольно буркнула что-то, но не проснулась.
Стягиваю шорты под грозное из зала:
- Так реши этот вопрос так, чтоб согласилась! Нет, другая мне не нужна, только эту.
Вставляю ноги в брюки, быстро застёгиваю, накидываю на плечи кардиган под приближающееся:
- Пошёл ты. Сейчас сам договорюсь.
Беру за ручку люльку, в которой спит дочка. Кидаю взгляд в зеркало. Капец, чуть в парике не ушла… Торопливо снимаю рыжие афрокудри, кладу на туалетный столик, на место, где до этого стояла люлька. И в этот момент с оглушительным грохотом распахивается дверь.
- Слышь… - на пороге с трудом держится на ногах Миша.
Его глаза расширяются. Он пьяно моргает и растерянно шевелит губами несколько секунд.
Потом изменившимся голосом выдавливает:
- Катюша, ты?
В этот момент Алиса резко просыпается и заливается пронзительным, обиженным плачем.
Миша переводит ошарашенный взгляд на люльку в моих руках:
- А это ещё кто?
За пару часов до этого
Выхожу из подъезда. На улице темно и промозгло. Хочется обхватить себя руками, чтобы согреться, но не могу – в люльке спит Алиса. В глаза словно песка насыпали, зеваю, уткнувшись носом в собственное плечо.
У подъезда стоит внедорожник директора клуба. Шофёр устало курит снаружи. Увидев меня, плюхается на сиденье.
Я пролезаю на заднее, ставлю переноску рядом и раздражённо вякаю:
- А можно не курить? Всё-таки младенца везёте.
Водитель презрительно кривит губы:
— Вот только уборщицам я ещё не подчинялся.
Но всё-таки приоткрывает стекло и щелчком пуляет на улицу окурок.
Тошный какой… Нахмурившись, отворачиваюсь к окну.
Полчаса назад меня разбудил звонок. Директор ночного клуба, в котором я подрабатываю уборщицей, в ультимативной форме потребовал:
- Катя, ты срочно нужна. Немедленно приезжай.
Слепо пялюсь на циферблат настенных часов, хриплым со сна голосом пытаюсь возразить:
- Борис Иванович, ещё пяти утра нет. Автобусы не ходят, а пешком с ребёнком на руках…
Грубо прерывает:
- Пришлю машину. Через десять минут будет, - и понижает тон, - Катюша, выручай. У нас форс-мажор. По тройной ставке.
Я уснула всего пару часов назад после того, как под истошные крики дочери полночи бродила по квартире, успокаивала её. У Алисы колики, трудное время. Но сейчас мне придётся подчиниться. Очень нужны деньги. Помощников у нас с дочкой нет, а другую работу мне пока не найти, до детского сада дочке ещё очень долго.
Да и Борис, вообще-то, не злой человек, понимающий. После того как я описала ему ситуацию, в которой мы с дочкой оказались, он разрешает брать её с собой. Сочувствует. Платит мне намного больше, чем рядовой уборщице. И никогда не требует невозможного. Если бы не Борис, не знаю, как бы нам удалось выживать сейчас. Конечно, я не смогла отказать.
