Пролог
Превратности судьбы
Это не жизнь, это не казнь, это сумбур и брызги.
Раз уж ты есть, музыка сфер, не прозевай, развей,
Распредели перечень сей в реве своем и визге.
Установи, кто я такой, что я за тварь, за зверь.
Михаил Щербаков. Сердце Ангела
Среди видных деятелей Третьего рейха имперскому министру иностранных дел Иоахиму фон Риббентропу (1893–1946) в памяти потомков не повезло, пожалуй, больше всех. Демонический, точнее, демонизированный облик Адольфа Гитлера до сих пор будоражит воображение многих, вызывая к жизни самые экзотические теории и делая фюрера объектом культа «эзотерического гитлеризма». Импозантный и светский рейхсмаршал Герман Геринг – боевой летчик, трогательно преданный памяти покойной жены Карин и к тому же известный англофильскими симпатиями (или умело симулировавший их?), мог казаться «человеческим лицом» нацизма и даже привлекательной альтернативой «бесноватому фюреру». Скромный и бесцветный трудяга Рудольф Гесс прославился на весь мир донкихотским «прыжком» в Англию в мае 1941 года и вызывал сочувствие безнадежным, более чем полувековым сидением в берлинской тюрьме Шпандау, тем более что леденящих душу преступлений за ним не числилось. Любимый архитектор Гитлера и имперский министр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер создал миф о себе как о «хорошем нацисте», изрядно запутав историков. Об Альфреде Розенберге пишут, как о философе, хотя Шпенглера из него никак не получается. Йозеф Геббельс и Генрих Гиммлер продолжают будоражить умы в качестве злодеев мирового масштаба – злые, но все же «гении» пиара и репрессий. Им посвящаются книги, написанные историками и журналистами – и разоблачителями, и неонацистами. Они регулярно появляются в фильмах, документальных и художественных, серьезных и не очень. В общих чертах их жизнь известна широкому читателю даже на уровне «глянцевых» журналов, хотя нередко в искаженном виде.
Риббентропу ничего из этого не досталось. Бывшие подчиненные, начиная со статс-секретаря[1] барона Эрнста фон Вайцзеккера, ставили бывшему шефу каждое лыко в строку уже во время Нюрнбергского процесса, на что тот горько жаловался в предсмертных записях: «Если сегодня эти господа подвизаются в качестве “свидетелей” против меня, то с человеческой точки зрения это печально. Годами сотрудничая со мной, они показывали совершенно иное лицо. Но в обстановке сегодняшнего психоза возможна ведь любая смена взглядов, и при бесхарактерности многих, слишком многих людей меня это уже не удивляет. Уверен, что Обвинение при некотором нажиме сможет получить почти от каждого сотрудника Министерства иностранных дел любые показания против меня, какие только оно захочет. Констатация печальная, но верная»>1.
«Многие, слишком многие» не любили рейхсминистра и тогда, когда он был в зените славы. В министерстве на Вильгельмштрассе (название улицы, где располагалось здание МИДа, стало синонимом самого ведомства), которое даже при нацистах долго сохраняло чопорно-аристократический характер, его считали плебеем и выскочкой. Деятельность «Бюро Риббентропа» как альтернативного мозгового центра внешней политики вызывала раздражение у кадровых дипломатов, недовольных влиянием, которое оказывали на фюрера конкуренты, особо не считавшиеся с устоявшимися обычаями и традициями. Партайгеноссе, ветераны кулачных боев с коммунистами в мюнхенских пивных, видели в Риббентропе, во-первых, буржуя, во-вторых, примазавшегося (он вступил в партию только в 1932 году). К тому же «специалистов» по внешней политике среди нацистских бонз хватало и без него: на эту роль претендовали и светский лев Геринг, и пропагандист Геббельс, и глава Внешнеполитического управления в Имперском руководстве партии Розенберг, и шеф Заграничной организации НСДАП Вильгельм Боле и даже глава Германского трудового фронта («унифицированных» профсоюзов рейха), он же имперский организационный руководитель Роберт Лей.
