«Везет же некоторым! – завистливо воскликнул мастер по ремонту моей техники, нуждающейся в постоянном ремонте. – Вы смотрите телевизор, а вам за это еще и деньги платят».
Признаюсь: данное счастье свалилось на меня неожиданно. Работала в отделе литературы крупной газеты, ничего не собиралась менять в жизни, но судьба выбросила фортель. Вдруг выяснилось, что литература в лице заведующей отделом более почему-то не нуждается в моих услугах. Единственная возможность не быть уволенной – попытаться освоить профессию телеобозревателя. Впавшая в изнурительные демократические преобразования редакция остро нуждалась в человеке, исследующем жизнь сквозь призму далеко не магического кристалла.
По мере овладения новой профессией выяснилось неприятное обстоятельство: больше всего на свете я не люблю смотреть телевизор. К бессмысленному и беспощадному «ящику» приучала себя мучительно и насильно – так приучают малышей к ненавистной манной каше. Через неделю стала отличать каналы, не глядя на логотипы. Еще через месяц освоила искусство считывания контекста. Через два – с удивлением заметила закономерность: в нашем отечестве первая реальность подчинена второй, а не наоборот, как диктует здравый смысл.
Когда-то Россия слыла литературоцентричной страной. Последние лет двадцать она превратилась в страну телевизионную. Строительство властной вертикали (самый успешный вид строительства в наших широтах) и отсутствие публичной политики привело к забавным результатам: существует только то, что существует в телевизоре. По мере укрепления вертикали в нем оставалось два вида зрелищ – попса в безбрежном формате (на льду, в цирке, на необитаемом острове, в армии, в постели друг с другом) и президент. От попсы тошнило. Президент был интересен. Ведь эту Галатею лепил на наших глазах Пигмалион-ТВ. Национальный лидер рождался, мужал и развивался, омываемый волнами народной любви, в прямом или не очень прямом эфире.
Неожиданно для себя поняла, что состав моих текстов меняется. Попытка через телевизор понять, «что же будет с родиной и с нами», приводила опять же к попытке осознания феномена Путина. Когда президентов стало два и политическая конструкция обернулась гибким трансформером, ситуация стала совсем уникальной и потому особенно интересной. Профессия телеобозревателя, мыслящего еженедельными колонками, заставляет остро чувствовать время.
В книге я решила ограничиться последним электоральным циклом, который начался в 2008 году и закончился в 2012-м. У каждого года своя физиономия, поэтому каждому из них посвящена соответствующая глава. Хочется думать, что собранные вместе они дадут и читателю представление об экстракте времени.
И, наконец, последнее предуведомление. В моей практике не раз и не два бывало такое: начинаешь писать статью в одной стране, а заканчиваешь уже в другой. Так случилось и в декабре 2011 года, когда люди вышли на площадь. Телевидение затихло, замерло, чуть пришло в себя, но вскоре растворилось в глубоком новогоднем сумраке. Выход из сумрака (и новогоднего, и экзистенциального) – дело сложное и длительное. И опять – развилка, в центре которой – «ящик». Один вариант развития событий: куда повернется колесо русской истории, туда же – и телевизор. Другой, более привычный за последние десятилетия: колесом истории снова будет рулить ТВ.
Как говорит в таких случаях моя подруга, дальнейшее покажет будущее.
