Я появился в заранее оговорённое время, но она меня не встретила. В центральном пастпорту меня ждали только Эни с Мартином, которые, конечно, знали точно час возвращения собственных туристов из Лас Вегаса. На мой вопрос, где же Гриссель – мать пожала плечами, а Мартин ответил кратко:
– Подожди, не торопи события!
– Что случилось? – заволновался я.
– Ты всё узнаешь после карантина. Рудольф заказал спецкапсулу. Вы встретитесь теперь на его территории.
– Так он знает?
– Ещё бы, он не знал! Только барышня Гриссель могла питать надежду, что Рудольф глухой, слепой и немного… идеалист. Признайся, ты так не считал! Сколько лет продолжаются ваши отношения?
– Скоро пять. Да, я думал он просто ждёт, когда «само рассосётся»!
– И поскольку этого не произошло… Если честно – мне известны его планы. Но озвучивать их я не имею права. Обещал. Сам изложит! – И добавил:
– Так что 2—3 дня у тебя есть. Чтобы подумать над своим поведением!
Он подмигнул мне и улыбнулся.
Этим я и занялся, когда отоспался после перемещения.
Итак, в первый раз мы встретились с Грис в доме её родителей. Здесь не принято употреблять это слово, но факт остаётся фактом. Гриссель – дочь Рудольфа и Хильды, хотя она её и не рожала. Роды здесь считаются анахронизмом. Но биоматериал был взят у этой пары, и получившееся в результате дитя через год было позволено взять на воспитание биологическим родителям.
– Тьфу, опять я употребил это слово!? А без него – никак!
Воспроизводство и воспитание новых членов общества в Новейшей Эре одна из самых серьёзных общественных задач. И такая возможность – иметь собственного ребёнка – есть только у элиты. Да и то – оговариваются возраст и состояние здоровья пары, пожелавшей этого.
Все эти условия, видимо, были соблюдены, и, когда маленькой Грис исполнился год, она поселилась в доме Рудольфа. А её мать Хильда оставила работу врача-психоаналитика и занималась только воспитанницей. Так прошло девять лет.
Достигнув 10-летнего возраста, девочка покинула дом Рудольфа. Дальше – жила и училась вместе с другими «домашними» детьми в специальной школе в элитном массиве. А Рудольф и Хильда общались с ней только во время каникул. Во время таких её каникул мы и встретились в первый раз. Ей было 15 лет, мне – 21.
То есть сначала я познакомился с Рудольфом. Это было моё первое перемещение в Новейшую Эру. Рудольф тогда курировал дело фариев, а я находился в Клинике Морисона вместе с Мартином – главным визитёром и переговорщиком по этому делу.
Рудольф сам тогда проявил инициативу. Он вообще достаточно коммуникабелен – любит общаться с новыми людьми. Как мне кажется, наши первые беседы происходили на тему истории костюма. Любознательный, обаятельный и доброжелательный – так я бы о нём сказал, если бы кто-то спросил меня про первое впечатление. Более того – симпатичный и с хорошим чувством юмора. Возможно, из-за того, что с дедом они были не только коллеги, но и школьные друзья, держался он очень просто, хотя и тогда занимал высокую должность в Службе Безопасности.
Помню, его поразила мода на «драные» джинсы, о которой он узнал только от меня. Он упражнялся в остроумии на тему штанов с вентиляцией и даже подозревал меня в подвохе. Я потом специально для него скачал из нашей Сети картинки с ценниками и видео с модных показов. И подарил ему тот диск в следующий приезд. Он был в нашей компании, когда Эни через свою «Метаморфозу» свозила в Париж1921 всех друзей Мартина и нас с Сандро за компанию.
Веселился там Рудольф от души. И даже произнёс речь перед марксистами на подогретой пивом вечеринке на тему «Как надо правильно обустроить общество». Я ещё тогда сделал фильм об этом событии и подарил ему одну из копий. Он оценил мою работу и поблагодарил искренне и тепло! Правда, тогда он ещё не был членом Совета.
