Часть 1
Глава 1.1
В день, когда весна вступила в последнюю треть своего царствования, под вечер на верхней площадке Северной башни королевского замка молодой стражник нес караульную службу и томился от безделья, с нетерпением ожидая звона вечернего колокола. Площадку все время с одинаковой силой и в одном направлении продувал ветер, зимой холодный и колючий, а летом удушающе жаркий. Теперь же ветер нес с собой тепло и клочья тумана, которые отрывал внизу, в долине, и развеивал в горах. В нем можно было бы ощутить даже особое весенне-радостное настроение, но стражнику ветер – а с ним и весь мир – казался серым и безрадостным. Ветер, заигрывая со стражником, пробрался к нему под куртку и нежно, будто кошачьим хвостом, пощекотал его, надеясь вызвать улыбку, но стражник лишь недовольно крякнул и плотнее запахнулся.
Стража заканчивалась, скоро должен был появиться начальник караула со сменой, и стражнику придется возвращаться в свою каморку, где вместе с ним жили еще шесть стражников. И хотя за целый день караульная служба успевала надоесть до смерти, момент ее окончания не очень радовал стражника, так как означал встречу с Тритоном, начальником караула, один вид которого вызывал в нем какое-то болезненное и трусливое ощущение.
Он не боялся получить лишний удар кулаком по лицу, тем более что теперь это случалось реже, в отличие от первых лет службы, когда удары сыпались как из рога изобилия не только от начальника, но и от других стражников – зимой и летом, днем и ночью. Изнурительным было само ожидание: ударит или нет. Вот уже несколько месяцев, особенно с тех пор как в начальники караула пролез Тритон, положение полной зависимости и личной ничтожности раздражало и даже бесило его так, что в конце концов он почти физически стал ощущать постоянно растущий комок злобы и недовольства, который порой непереносимо хотелось исторгнуть из себя. Мысль о безысходности и невозможности что-либо изменить не давала покоя и донимала, как чесотка.
«Топтать эти плиты до старости, а потом и подохнуть на них – с ума сойти! – подумал стражник. – А потом придет Тритон и будет пинать меня ногой, проверяя, жив я или нет. И ведь совсем недавно, гад, был такой же ничтожной тварью… А я? Неужели так и останусь никем и каждый день буду ломать себе голову: свернут мне сегодня рыло набок или оставят до завтра? Господи! Вразуми меня, не знаю, что делать».
Вслед за уходящим солнцем торопилось стадо небесных барашков. Предвестницей темноты разливалась в воздухе прохлада. Замок погружался в сумерки. В и так невеселых глазах стражника мелькнуло что-то вовсе тоскливое. Вообще, крупные черты его лица не годились для передачи малейших оттенков чувств. Разве что только живые рыже-зеленые глаза да большой выразительный лоб, спрятанный под челкой прямых, соломенного цвета волос. Среднего роста, слегка толстоватый, он не был красавцем.
Стражнику надоело ходить, и он решил немного отдохнуть. Присев на каменный выступ и отложив копье в сторону, он блаженно потянулся, глубоко вздохнул и закрыл глаза в надежде немного подремать.
– Что, притомился? Ну, отдохни, отдохни, – раздался приглушенно, как бы издалека, голос.
Стражник открыл глаза, недоуменно огляделся и, увидев неподалеку от себя старуху, вздрогнул от неожиданности. Быстро перекрестившись на всякий случай, он схватил копье, принял оборонительную позу. Старушка смиренно улыбалась и теребила концы платка, накинутого на плечи.
– Кто ты и что тебе здесь надо? – опомнился стражник.
– Я вот хожу по замку, товар предлагаю. Господам не осмеливаюсь, а вам, доблестным стражникам, в самый раз, – скрипучим голосом ответила старушка и показала рукой на корзину, стоявшую у ее ног.
