Кому – чемодан, а кому…
наше время кемарит.
Ещё нам три года носить
сапоги и шинели.
– Привет передайте
деревьям, траве и Тамаре —
девчонке, глаза у которой
апрелем синели.
Что скажет она?
Ну, об этом, наверно, отдельно.
Забот у неё…
Надо зонтик забрать из починки,
поскольку дожди.
А здесь так не хватает дождей нам,
в пустыне, где ветер
никак не сочтёт все песчинки!
Мы тоже уедем.
И пусть это будет нескоро,
тем радостней встреча.
Собаки охрипнут от лая.
И девочка эта
посмотрит и скажет с укором:
«Ну, знаешь, так долго
ещё никого не ждала я».
* * *
Предвечерний туман
занавесит померкшие дали.
От дождя и от ветра
темнеет гранит балюстрад.
Это осень как будто.
Её мы с тобою не ждали.
Птичьей вспугнутой стаей
багряные листья летят.
Их потом соберут
для гербария школьного дети.
И засохнут они
среди пыльных бумажных листов.
И забудется всё.
Но останется вечный свидетель,
громыхая прибоем
о гальку своих берегов.
* * *
Когда непрухи полоса,
я жду, как ожидают помощь,
твои восточные глаза,
непостижимые, как полночь.
Они и в полутьме блестят
на жарком бархате июля…
Как я люблю твой быстрый взгляд —
пугливый, словно у косули!
Не надо говорить слова,
не надо, ничего не надо,
когда кружится голова
от недосказанного взгляда.
* * *
Белый квадрат стены,
эхо минувших снов.
Жёлтым серпом луны
скошен недели сноп.
Ходиков мерен ход,
спит опустевший дом.
Самый несчастный тот,
кто одинок вдвоём.
* * *
Мне только минуты, наверно,
хватило вполне бы,
чтоб духом воспрянуть,
чтоб как-то очнуться от спячки,
чтоб солнце увидеть —
багровое солнце, в полнеба,
и чаек, их танец, их крылья —
балетные пачки.
Но лучше не надо.
Безжалостна давняя память,
она вызывает
какую-то странную ревность,
уж лучше и дальше, как прежде,
стремительно падать
в болото печали,
а значит, в свою повседневность.
Я всё забываю.
Я буду с годами суровей.
